— Паспорт? Что за паспорт? — подамся в его сторону Борода.
Парень улыбнулся толстыми губами, занимавшими половину лица.
— Ну… пырку. Предъявите, говорит, естественный мужской документ, мы должны выяснить вашу нацию.
Раздался взрыв хохота.
— Вчерась… — ликуя, закричал Черный, — вчерась он листовки кидал: «Бей жида-политрука!»
— Ты что-же… предъявлял? — спросил Борода.
— Не-е… У меня физика такая… заместо пашпорта. Сразу видать, не из наших.
— Вышел-то от него как? Как перешел на эту сторону?
— А он не держит… Ежели пашпорт в порядке — иди, пожалуйста. Он всех пущает… Сегодня у нас что, вторник? Так я был у него в воскресенье вечером. Сидим этак вечером в избушке на краю деревни. Две пачки концентрату хозяйке дали, она нам кашу варит. На шестке под таганом щепа горит, а он вот и он… Подкатил к окошку на броневой машине, транспортере этом, и кричит: — Кто тут есть, выходи, покажи дорогу, как на Шаховское ехать. По-русски крикнул, да и с чистым выговором, ну, форму-то сразу видать, немецкая. Хозяйка перепугалась, кашу мешала, да-к затряслась и горшок опрокинула. Кореши мои к простенками прижались — думают, не заметит немец. А он, конешное дело, заметил и говорит: — А-а, говорит, тут солдаты русские, это, говорит, очень даже хорошо, они нас и выведут на Шаховскую дорогу. Делать нечего, выходим, сами не свои. В двух шагах от избы — баня, крапивой, лопухами заросла, тут, думаю, нам и лежать, в крапиве. Нет, приближается этак и сигаретки протягивает: — Курите? — говорит. — Угощайтесь!
— Сигаретки! — восхитился старик и злыми, остановившимися глазами посмотрел на парня.
— Взял я одну… не отравленная? — Бери, говорит, другую, чего сомневаешься. У нас этого добра много. — Ну, закурили. Спросили дорогу на Шаховское, поехали. — Иди, говорит, домой — война конченная. Иди и всем рассказывай — пусть не боятся немцев. Немцы зла не делают.
— Да он… шпие-ен! — схватился старик и кинулся к губатому парню с такой быстротой, что бороду раздуло ветром.
Вскочили сидевшие у костра.
— Вот тварь… — со злостью крикнул Борода и, подойдя к напуганному, опешившему парню, крепко сдавил ему плечо своей сухой, точно железной, клешнею. — Дай-ка я тебя пощупаю, кто ты такой есть?
— …Ляти-ит! — завизжал парень и упал брюхом в канаву.
По дороге бежали, наклоняясь вперед, прохожие бойцы, прыгали через канаву, падали куда попало. Из-за лохматых, разметанных ветром крыш деревни вылетели, и, стуча пулеметами, пронеслись вдоль реки два легких серебристо-белых «мессера». Когда очнулись, подняли головы, губатого парня след простыл.
