Это был конец — рассчитывать на спасение не приходилось.
Кажется, приплыли, — послышалось рядом.
Обернувшись, Максим увидел Шмаля. Спрятавшись за искореженной выстрелами «тойотой», он стоял на четвереньках. Глаза Артемьева были широко открыты, по перемазанным грязью щекам темными струйками текли слезы.
Да заткнись ты, гнида! — прикрикнул Лютый. — Хочешь жить, борись до послед…
Фраза Нечаева потонула в звуке автоматной очереди.
Вскинув пистолет, Лютый выстрелил в кабину «Зила» и тут же отметил, что не промахнулся: из салона вывалилось тело водителя.
Еще один выстрел, на этот раз в сторону фургончика, и нечеловеческий крик на короткое время буквально заглушил звуки выстрелов.
Еще один выстрел, и пистолет глухо клацнул: кончились патроны.
Да, выхода не было, и бороться до последнего не представлялось возможным: не пойдешь же с голыми руками на автоматы, как Александр Матросов.
Внезапно с крыши дома, откуда велся огонь, послышался сдавленный крик, и спустя секунду на асфальте распласталось человеческое тело. Мгновение — и второе тело киллера грузно свалилось к ногам Нечаева, разбрызгивая в стороны кровь и мозги неудачника.
Максим поднял голову и тотчас же заметил мелькнувшую на крыше фигурку в камуфляже и черной вязаной шапочке «ночь». Лютый даже не успел удивиться, как с крыши раздался тяжелый ухающий звук, с каким обычно стреляет армейский гранатомет, и злополучный «Зил» тотчас же вспыхнул, охваченный пламенем. Спустя несколько секунд какие‑то неизвестные люди в камуфляже открыли ураганный огонь по фургончику на противоположной стороне улицы, за которым прятались остальные нападавшие.
Кто бы они ни были — бойцы СОБРа, сотрудники спецназа из антитеррористического центра ФСБ, бандиты какой‑нибудь иной организованной преступной группировки, — трудно сказать, да и нужно ли задумываться, откуда пришла помощь — она стала настоящим подарком судьбы.
— Бежим! — крикнул Лютый, обернувшись к Кактусу и Шмалю.
Дважды повторять не пришлось: взяв руки в ноги, они втроем бросились наутек, пригибаясь от возможных выстрелов.
Откуда было знать Максиму Нечаеву, что это неожиданное спасение позднее будет использовано его оппонентами, чтобы опорочить его перед членами возглавляемой им группировки. Но в данный момент хотелось только одного: остаться в живых.
Наверное, никогда еще Вася Фалалеев, он же Кактус, не выглядел столь обескураженно и растерянно, как сейчас. Сидя в небольшой комнатке загородного коттеджа, штаб–квартире сабуровских, он то и дело поправлял окровавленную повязку на руке и бросал недоуменные взгляды то на Шмаля, то на Лютого, пытаясь все же скрыть обуревавшие его чувства.
