Максим, в расстегнутом плаще, шел бок о бок с Прокурором по усыпанной песочком садовой аллейке, повествуя о последних событиях.
Это была обычная плановая встреча: руководитель совсекретной спецслужбы раз в неделю встречался со своим порученцем тут, в охотничьем домике, неподалеку от столицы.
— Что ж, Максим Александрович, пора подводить первые итоги. Поздравляю вас, — произнес Прокурор с едва заметной улыбкой.
С чем? — не понял Лютый. — С тем, что за эти полгода я овладел ремеслом бандита? С тем, что за это время превратился в вымогателя, рэкетира, пособника убийц и громил?
Именно с этим и поздравляю, — без тени смущения резюмировал Прокурор. — Такова была ваша задача. Помните наш разговор в Кремле и мое предложение? Я и Тогда говорил, что вымогательства, грабежи, заказные убийства, кстати, далеко не законопослушных граждан, вроде щукинских, — неизбежный атрибут вашей роли в этой операции. Цель оправдывает средства. А конечная наша с вами цель, напомню, — очистка Москвы от организованных преступных группировок.
Преступление остается Преступлением даже в том случае, если совершено против заведомого подонка, и даже с наилучшими намерениями и побуждениями, — напомнил Нечаев.
Прокурор остановился и, взглянув на Лютого так, словно видел его впервые, произнес:
Скажите, вы никогда не задумывались, чем отличается интеллигент от не интеллигента? Нет? Так вот, если первый покупает в гастрономе кусок мяса, то обязательно хочет, чтобы его завернули в дюжину цветных бумажек, перевязали ленточкой, попрыскали духами. А второй просто сует кровоточащее филе в сумку и идет домой. Но и первый, и второй будут с удовольствием есть отбивную из этого самого куска. Мне кажется, вы слишком интеллигентны Максим Александрович.
К чему это вы? — не понял Нечаев. — И вообще, как это можно быть интеллигентным слишком или не слишком? Интеллигентность — понятие абсолютное.
Вы меня подчас удивляете. — В голосе Прокурора послышались интонации учителя, беседующего со способным, но нерадивым учеником. — Неужели вы до сих пор считаете, что в современном мире можно оставаться этаким совершенно чистеньким и незапятнанным? Особенно нам с вами. Все вокруг в дерьме по уши, а мы — в белых фраках и лайковых перчатках. Нет, это даже не смешно: «Преступление остается преступлением даже в том случае, если совершено против заведомого подонка», — процитировал он Лютого. — В таком случае нет страшней преступника, чем государство, которое мы с вами представляем. Сколько преступлений оно совершает, подумайте! Умышленное убийство в виде смертной казни, грабеж в виде прямых и косвенных налогов и невыплаты зарплат, организация преступных сообществ — «подвиги» нашего ОМОНа в Чечне тому подтверждение. Ввязавшись в борьбу с теневой властью в лице организованной преступности, мы так или иначе ввязались во внутреннюю политику. А политика и нравственность — понятия совершенно несовместимые. Или я не прав?
