* * *
Потом она исчезла на несколько дней, пропадала где-то с утра до вечера. Появилась внезапно перед домом, где сидели в тени на скамейке дед с Пашей, раздвинула их руками, села посредине. Некоторое время молчала, насвистывала, разглядывая небо, потом закричала:
- Вот! - Схватила деда и мальчика за руки: - Слушайте! Слушайте!
Над лесом появился биплан. Он медленно и, казалось, неуклюже поворачивал от леса к поселку. Он летел низко, покачивая темно-зелеными крыльями, и из густого полдневного неба внезапно четко донеслось:
- Леля! Привет! Леля! Привет!
- Слыхали?!
Обожгла Пашу счастливыми глазами. Он отвернулся.
- Вот шалая... - пробормотал дед и спутал ей волосы.
- Леля! - донеслось опять сверху. - Леля!
- Чего? - спросила она, и все они трое - на земле - засмеялись.
- Леля, на танцы пойдешь? - спросило небо.
- Пойду! - закричала она, как будто ее можно было там услышать. Пойду! - И пустилась отплясывать, подкидывая ногами скошенную утром траву. Запахло остро, пряно.
- Ну и ведьма, - сказал дед.
- Ах так! - Она стала хватать охапками траву и кидать в деда, а тот, усмехаясь, оборонялся широкой, голубовато-белой ладонью.
Паша смотрел в небо - провожал глазами лесной самолет. Того уж и не видно было, только попиливал едва-едва мотор в глубине спелого матового полдня.
* * *
- Что нам с девкой-то делать, друг Паша? - спрашивает дед и деликатно кашляет. Он сидит на крыльце и острым ножом снимает кожицу с прута, и она открывается слоями - коричневым, светло-зеленым, нежно-желтым. Кожица скручивается тонкими пружинками, пружинки падают на крыльцо. - Ухажор появился. Дело сурьезное, знаю. Знакомиться придет. А чем угощать будем?
Паша опускает голову, ему неловко и хотелось бы перевести разговор, но не придумать как. И оттого он злится на себя.
* * *
Днем он высмотрел в саду на краю поселка пионы.
Дождался темноты, вышел из дому, спустился с горы в низину, где его сразу охватил влажный и холодный воздух, и спрятался в кустах. Когда погасили огни и умолкли голоса, он перелез через забор, наломал букет влажных пионов и тем же путем выбрался наружу. Он шел по темной дороге, держа пионы под пиджаком, и чувствовал сквозь рубашку их прохладную тяжесть.
Он положил цветы на Лелино окно - в доме все спали с открытыми окнами - и постоял несколько секунд, прислушиваясь. Тишина...
Тогда он пошел к себе, на цыпочках миновал скрипучий коридор и нырнул под одеяло, но тут же спохватился: сдвинулся на кровати так, чтобы ступни были на весу: ноги-то немытые, перепачкаешь простыни - достанется от бабушки!
