Лучший праздник в его магазине состоялся в воскресенье 4 сентября 1970 г. В ту ночь у нашего квартала было много поводов для веселья — Сальвадор Альенде победил на президентских выборах; дон Джузеппе после двадцати лет скромных, неафишируемых отношений, женился на сеньоре Дельфине, и вдобавок ко всему он взволнованно сообщил нам, что только что получил чилийское гражданство.
В последний раз я видел его в 1994 г. Он был уже стариком. Уже не существовало ни его магазина, ни нашего квартала — все было проглочено нищетой. Но его старые граммофонные пластинки продолжали наполнять вечера невозможной любовью и нестареющими голосами. Мы с ним выпили много стаканов вина, я еще раз выслушал его историю и мне было больно ответить ему, что да, на его вопрос о том, что, правда ли, что в Европе плохо относятся к эмигрантам.
Так называют в Чили слесаря, и мастер Корреа был гасфитером, гордившимся своей профессией. «Все поправимо, кроме смерти» — гласил его этический код, написанный на старом чемодане с инструментом, и следуя этому принципу, он обходил улицы Сан-Мигеля, Ла-Систерны и Ла-Гранхи, ремонтируя трубы, устраняя вызывающие бессонные ночи течи из кранов, и запаивая своим керосиновым сварочным прибором дыры жизни.
Почти все гасфитеры очень рано покидали свои рабочие кварталы и, втискиваясь в переполненные автобусы, направлялись в «верхний квартал», в зону богатых, в другую Чили, чужую и далекую. Там всегда хватало работы и время от времени какой-нибудь щедрый патрон им доплачивал хорошие чаевые.
Мастер Корреа ненавидел слово «патрон» и поэтому никогда не выходил за пределы своих кварталов. Он считал, что именно здесь он действительно необходим, потому что когда, что-то приходит в неисправность в домах богатых, они просто покупают ему замену, но в отличие от этого, среди его соседей нужно было продлевать полезную жизнь всех приспособлений и как раз в этом он видел смысл секретов своей профессии.
Наметанным глазом он проверял текущий кран и на вопрос хозяйки о том, стоит ли заменить его на новый, отвечал словами восхищения в адрес производителей, перечислял благородные характеристики металла и совершенство деталей Баухауза или деко искусства[6]. Потом он с точностью хирурга принимался за разборку крана и выносил свой обычный приговор: «Все поправимо, кроме смерти».
Он не пил, потому что считал хороший пульс для своей работы чем-то совершенно необходимым. Со страстью он просматривал и читал издания по архитектуре, которые покупал в букинистических магазинах и когда открывал для себя какой-нибудь новый строительный материал, не мог скрыть слез волнения.
