Хасана встретили вежливо, усадили, правда, не рядом с хозяином, но на почетном месте, неподалеку от шейхов рода Абд аль-Ваххаба. Гости сидели молча, лишь изредка бормотали благочестивые утешения. Слуги подали мясо и разные приправы, свежий пшеничный хлеб, потом фрукты и сладости.
Поев, гости опять забормотали. Хасан прислушался. Из внутренних покоев доносились причитания плакальщиц, и ему казалось, что он различает голос смуглой девушки в оранжевом платье.
«Сейчас, кажется, настало время для „риса“», — решил он и, дождавшись, пока гости умолкнут, обратился к хозяину с обычным утешением, а потом начал читать. Его слушали внимательно, некоторые гости даже покачивались в такт: видно, стихи удались. Хозяин молча плакал, не вытирая глаз.
Когда Хасан кончил читать, гости зашумели:
— Ты хорошо описал достоинства нашего шейха Мухаммеда, да пребудет он вечно в милости Аллаха! Он был опорой и защитником нашего рода, пусть приблизит его Аллах к своему престолу!
— Поистине, хоть ты и молод, мастерство твое таково, что слова проникают прямо в сердце!
В дальнем конце комнаты колыхалась занавеска — женщины столпились за ней и молчали, пока поэт декламировал, а когда он кончил, снова раздались причитания. Потом плакальщицы замолчали, и только один голос, мелодичный и свежий, продолжал жаловаться на горе рода Абд аль-Ваххаба, потерявшего лучшего из своих мужей.
— Да благословит Аллах твои уста, Джинан! — сказал хозяин и, сняв с пальца перстень, бросил его плакальщице. Занавеска немного отошла, рука в оранжевом рукаве взяла кольцо.
Ее зовут Джинан! «У нее глаза, как нарциссы, а пальцы, как виноград, она смугла, как грустная луна, взошедшая на похоронах», — подумал Хасан. Он прошептал:
— Я видел смуглую луну, взошедшую на похоронах,
Она источала жемчуг слез из нарциссов очей
И била розу щек виноградинками пальцев.
Старик из рода Абд аль-Ваххаба, сидевший рядом с Хасаном, расслышал стихи, укоризненно покачал головой, но тут же, нагнувшись к Хасану, шепотом спросил:
— Чьи это стихи, молодец?
У старика маленькие лукавые глазки, добродушное лицо, видно, что ему очень хочется узнать имя стихотворца.
— Я только что сложил их, увидев одну из плакальщиц-невольниц хозяина по имени Джинан.
— Да благословит Аллах твой разум! — сказал старик так громко, что на них оглянулись. — Скажи мне еще раз эти стихи!
Хасан повторил их, а старик с удовольствием шевелил губами, запоминая слова.
Гости стали расходиться. Хозяин хлопнул в ладоши, и седобородый прислужник с глубоким поклоном подал Хасану на чеканном серебряном блюде расшитый бархатный кошель:
