собственной персоной, когда его берут в плен. В Волгограде ему строят музей, сообщают по телевидению. Южный котел капитулирует. Колонна пленных немецких солдат, производящих жалкое зрелище, плетется по степи на фоне развалин. И все это происходит в мой день рождения.
* * *
И у меня тоже был отец. Я потеряла его прежде, чем начала это осознавать. Он исчез из моих глаз, из моего разума. Так и должно было случиться. Отцы зачинают детей, а затем идут своей дорогой. Когда ребенок позднее справляется о своем отце, то получает ответ: он был странником. Мой отец тоже побродил по всему свету, побывав напоследок в России.
Мне уже 60 лет, а я все еще не представляю, где мои корни. Когда я родилась, ему было 23 года. Отмечал ли он это событие? Порядочный отец выставляет по этому поводу бутылку и угощает сладким шнапсом. В 23 года он уже имел право напиться ради своего потомства.
Деревья в моем саду прогнулись под тяжестью снега. Обилие белизны усиливает мое желание побыть одной. Такой я представляю себе и Россию зимой. По утрам в половине десятого я сижу бесцельно у окна и думаю об отце, которого никогда не видела. Мать мне ближе. Звали ее Эрикой. У нее были рыжеватые волосы и веснушки на носу. Когда мне исполнилось два с половиной года, я ее тоже лишилась. У меня нет ее фотографий. Осталось лишь ощущение мягкой теплой кожи, тугих грудей и рук, привыкших к тяжелой физической работе.
Вчера, незадолго до полуночи, когда я все еще находилась под впечатлением телевизионных кадров о Сталинграде, позвонил Ральф, чтобы меня поздравить.
— В Приштине начинается весна, — сказал он.
Я пожелала ему скорее вернуться оттуда. Не потому, что боялась за него. Нет, нет: ведь там не воюют. Юноша там лишь для того, чтобы охранять мир. Но в моем доме будет не так одиноко, когда он вернется.
Ральф никогда не спрашивал о своем деде. Лишь только, когда его перевели на Балканы, он вскользь спросил перед отправкой:
— Твой отец тоже был на той войне?
В Приштине начинается весна, а в моем саду ветки сгибаются под тяжестью белого груза. Какой была погода шестьдесят лет назад? Вегенер обещал мне прислать метеосводку того времени.
Лучше всего я помню бабушку Берту. На краешке ее фартука я выросла. Она произносила такие приятные слова, как «молочный суп с клецками» и «оладьи». Когда она это говорила, я ощущала ее мягкую руку на своей голове. Я должна была бы ее расспросить, но, когда мы были вместе, я сама еще оставалась маленькой глупой девочкой, которая жила лишь одним днем. Время задавать вопросы приходит всегда слишком поздно.
