― Почему вы не рассказали о вашем столкновении с ней никому, особенно, когда поняли, что она-то может и есть убийца? – обратился к нему частный следователь.
― Я… поймите меня правильно, как же это объяснить!
― А как можно проще, то есть как есть, Артур Львович. Я вас понимаю, вы сейчас в самой стрессовой ситуации, которую любой писатель детективов нарочно не придумал бы. Жизнь ваша, можно сказать, висит на волоске и ничего–то не ясно сейчас, кроме одного, что вам грозит опасность ареста и черт знает каких ещё перипетий.
― Вы, уж извините, не запомнил вашего имени…
― Юрий Иванович.
― Юрий Иванович… совсем меня запугать хотите! Я ведь действительно боюсь … неизвестного…
― Ну, так расскажите.
― Что?
― Про ту девушку.
― Черт, какой длинный светофор…
― Начнете рассказывать – время сократиться.
― Хорошо… Собственно, рассказывать–то нечего. Утром я прилетел, пока выгрузился, то да сё, только в полдень оказался в городе. Побродил по Невскому, заглянул в Дом книги, другие магазины, прошел до площади Искусств, вдохнул воздух юности, там мои друзья жили стена в стену с Малым оперным. Потом заглянул в Русский музей. С детства любил его больше Эрмитажа. Потом поел в «Бродячей собаке» и на метро прямо в сторону родительского дома. Вы понимаете, Юрий Иванович, какое это совпадение вышло! Ведь ужасное совпадение! Прибудь я раньше хоть на час, на два, отец был бы ещё жив! А так и его не спас и сам в подозреваемых… А вы то хоть мне верите?
― Верю.
― Она вышла, не ожидая меня увидеть, и испугалась, но… знаете, не таким испугом, словно совершила только что нечто ужасное, ну, как убила кого, а таким испугом виноватым, то есть стеснительным, ну, что ли, извиняющимся, что не может проводить меня в дом и ничего объяснить. Вы понимаете, Юрий Иванович? Меня тогда ведь эта полуулыбка ужасно как поразила! Я говорю плохо по-русски, да? Вы не поверите, там, в Америке ведь только по-английски общаюсь, так привык, что русский стал забывать.
― Да нет, Артур Львович, ваш русский прекрасен, продолжайте. Мы уже скоро приедем.
― Это всё. Ей, Богу! Она ушла, я замер, провожая её взглядом, дверь захлопнулась, и без ключа я не мог попасть в дом. Звонил, звонил, никого. Тогда позвонил брату Генриху, и он приехал. Всё как на духу, Юрий Иванович. Да и зачем мне врать? Что я, в самом деле, мог отца убить? Хотя по Мартынову – мог.
― В том–то вся и закавыка, Артур Львович, что по Мартынову могли. Он просто даже не сомневается в этом, а то, что водитель вашего папеньки задавить его хотел, так это только подлило масла в огонь. Теперь он уверен в вашем злодействе и что вы именно хотели его уничтожить, чтобы следы замести.
