Я подумал, что сейчас подступит такая тошнота, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на него, на его почти приятное лицо и красивые огненно-рыжие волосы. Он озарился мальчишеской улыбкой, обнажив мелкие, но идеально белые зубы, просто жемчужные, и, казалось, влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни слова.
– Бери, выпей, – сказал мой господин. – Ты ступил на опасный путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.
– Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? – спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь прямо к Мариусу.
– Я люблю тебя, как всегда, – ответил мой господин, но ты все-таки замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.
– Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня от кары, – сказал я, – по направлению к чувствам, к удовольствиям.
Мы пересеклись взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.
– Кара – это и есть убийство, вот в чем камень преткновения. Кара – это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и порядочность», как говорит наш друг.
– Да! – сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а потом опять ко мне. – Пей! – Он протянул мне кубок.
– А когда все будет кончено, Амадео, собери мне эти кубки и отнеси домой, чтобы они служили трофеем моего провала и поражения, ибо это одно и то же, а также уроком для тебя. Редко я вижу это с так отчетливо и ясно.
Рыжий наклонился вперед, увлекаясь флиртом, и поднес кубок прямо к моим губам.
– Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем, помнишь? Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по собственной воле!
Мой господин тихо прошептал:
– Можешь исполнить последнее желание умирающего?
– По-моему, он умер! – сказал седой человек с раздражающей громкостью.
– Смотри, Мартино, кажется, я-таки убил его; у него кровь течет из головы, как из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!
– Да заткнись ты! – сказал рыжеволосый Мартино, не сводя с меня глаз.
– Ну же, исполни последнюю просьбу умирающего, маленький Давид, – продолжал он. – Все мы умрем, я умру за тебя, не умрете ли вы со мной, сударь, ненадолго, прямо в моих руках? Давай поиграем в одну игру. Она вас развлечет, Мариус Римский. Посмотрите, как я заберусь на него, как я ритмично и искусно буду его гладить, и на ваших глазах скульптура из плоти забьет фонтаном, я поработаю насосом, и мне в руки хлынет влага.
