В Дивинском Шастунов встретил единомышленника. Во время долгого пути юноши вели между собою нескончаемые беседы на эту тему. Со всей пылкостью и энтузиазмом двадцати лет они отдались, как им казалось, великому делу освобождения родины.
Дивинский был одинок и приходился дальним родственником князю Юсупову. Но кроме увлечения идеей у Дивинского были и другие причины вмешаться в игру. Из разговора Шастунов понял, что Дивинский увлечен княжной Юсуповой, дочерью Григория Дмитриевича, Прасковьей Григорьевной. Юсупов же примкнул к верховникам. Их поражение было бы его гибелью и гибелью всех личных надежд Дивинского. В случае победы он мог рассчитывать и на личное счастье. Вот почему Федор Никитич волновался вдвойне.
Шастунов, в свою очередь, мечтал о Лопухиной. Кто в двадцать лет не хотел бы казаться героем в глазах любимой женщины…
Василии Лукич нетерпеливо передергивал плечами; ожидание казалось ему слишком продолжительным. Но вот дверь в тронный зал широко распахнулась, и Бирон с низким поклоном произнес:
– Ее величество изволит ждать вас.
Едва произнес он эти слова, как тотчас почувствовал, что проговорился, и до боли прикусил нижнюю губу.
Сделавший шаг вперед Василий Лукич вдруг остановился, нахмурив брови, и подозрительным взглядом окинул Бирона. Бирон окаменел в своей почтительной позе. Это продолжалось одно мгновение.
– А! – сказал Василий Лукич. – Кто был до меня?
И, не дожидаясь ответа, он перешагнул порог тронного зала.
В ярко освещенном зале, на возвышении, обитом малиновым бархатом, под балдахином, увенчанным герцогской короной, стояла Анна. Бледность ее лица была скрыта под румянами. В белом платье с длинным шлейфом, с высокой прической Анна казалась выше и стройнее. Ее фигура, с гордо поднятой головой, не лишена была известной величавости. Вокруг нее стояли ее немногочисленные придворные. Прекрасные личики Юлианы и Адели выражали детское любопытство. Они, очевидно, с трудом сдерживались, чтобы не обменяться впечатлениями. Барон Отто стоял неподвижно, как каменное изваяние. Артур и граф Кройц, сдавший Дивинскому караул, хранили суровую важность на своих молодых лицах. Один маленький Ариальд, то и дело наклонявшийся, чтобы расправить шлейф императрицы, весело и лукаво посматривал на окружающие важные лица. Прибывшие» враги» вовсенеказались ему страшными. Молодые офицеры так были красивы в своих красных мундирах с золотыми галунами, этот пожилой – самый главный по – видимому, такой стройный, с таким смелым, решительным лицом и гордыми глазами, ему положительно нравился, и два других с такими добрыми лицами… Нет, они совсем не страшны. Но, переведя взгляд на желтое, растерянное лицо Бенигны и неподвижное лицо Бирона, Ариальд чувствовал, что какая‑то опасность будто и существует. Он весь был поглощен своими наблюдениями, когда раздался низкий, почти мужской голос Анны:
