– Все, что граф Ягужинский приказал вам словесно передать ее величеству, – холодно ответил на его вопрос Бирон.
Этими словами Бирон ставил Сумарокова на место простого лакея, передающего слова барина.
Сумароков вспыхнул и резко сказал:
– Граф Ягужинский не приказывал мне, а как своего адъютанта и русского дворянина и единомышленника просил пренебречь опасностями и донести самодержавице всероссийской о том, что и от кого она ожидать может.
– Да? – с видимым равнодушием произнес Бирон. – Так в чем же дело? Вы знаете, императрица ждет: каждую минуту может приехать посольство Верховного совета, а вы еще ничего не сказали, – значительно добавил он.
Бирон словно играл с ним. Сумароков понял это, выпрямился и, слегка побледнев, ответил:
– Передайте ее величеству, что верховннки не хотят, чтобы вы ехали в Россию.
Бирон усмехнулся. Это он узнал из письма графа Рейнгольда. Сумароков заметил эту усмешку и, повинуясь злобному чувству, подумал: «Так я ж пройму тебя, бестия!«И громко сказал:
– Граф Ягужинский просил передать императрице, что в настоящее время, если не уступить верховникам, то ни он, ни его сторонники не поручатся за вашу голову, – медленно, с чувством глубокого удовлетворения закончил Сумароков.
И действительно, впечатление от этих слов могло быть приятно его униженному сердцу. Лицо Бирона позеленело, рот странно скривился, словно судорогой.
– Вас могут убить на дороге или казнить в Москве, – со злорадством продолжал Сумароков. – Вот что поручил передать мне граф Ягужинский.
– Это все? – хрипло спросил Бирон.
У Сумарокова пропало всякое желание передавать детально все многочисленные советы Ягужинского. Он неопределенно махнул рукой. Бирон встал. Он уже овладел собою.
– А теперь, – начал он своим деревянным голосом, – от имени императрицы я должен сообщить вам, что в случае приезда министров императрица лишена какой‑либо возможности оказать вам покровительство… а они приезжают скоро… я бы советовал вам бежать сейчас же… Императрица ничего не будет иметь против этого. Со временем она наградит вас.
Он слегка поклонился и вышел, оставив в грязном, сыром подвале взбешенного Сумарокова.
«Бежать, – думал он. – Легко сказать! Но как? Где взять лошадей? Надо бы повидать Якова, да он остался на постоялом дворе».
Сумароков в волнений ходил из угла в угол по темному подвалу. Он чувствовал себя словно в западне. Недоброжелательное отношение к нему Бирона было очевидно, и Сумароков довольно верно истолковал эту недоброжелательность чужеземца – фаворита к русскому офицеру. Он видел также и безучастное отношение к нему новой императрицы.
