– Эрнст, вы еще останетесь, – прервала его императрица, – а письмо оставьте мне, – обратилась она к Густаву. – Мы его еще прочтем.
Густав с благоговением поцеловал милостиво протянутую ему руку и с глубоким поклоном, пятясь к двери, вышел.
Анна снова внимательно и долго перечитывала письмо. В тревожном ожидании, волнуемый разнородными чувствами, стоял Бирон. Уверенность Анны в победе над врагами, победе, еще ясно не представляемой ею, мало успокаивала его. Больше всего страшило его посольство во главе с Василием Лукичом. Какие меры примет это посольство, чтобы осуществить свои планы? Что они сделают с ним? А они могут сделать все, что хотят… Ссылка, заключение в тюрьме… Почем знать!
Под влиянием этих мыслей его неподвижное лицо потемнело. Он уже забыл о надеждах, родившихся в нем при мысли о маленьком Карлуше. Разве он сам не отрекся бы от сына, жены, любовницы, если бы ему предстоял выбор между ними и властью над великой империей! Анна подняла на него темные глаза.
– Эрнст, – тихо сказала она. – Бог не оставит меня. Жди и надейся. Да, – продолжала она, – что бы ни случилось, они не лишат меня радостей моей жизни. Рейнгольд прав: не Долгорукие и Голицыны избрали меня, а народ… Дай время… Теперь терпи… Но, Эрнст, – со страстным порывом добавила она, – ты не оставишь меня… А я! Могу ли я оставить Карлушу, этого златокудрого ангела!.. Нет, нет!.. Никогда!
Бирон припал к ее ногам.
– Императрица всероссийская! Императрица всероссийская, – тихо произнесла Анна, словно упиваясь самыми звуками величавого титула. – Разве это звук пустой? Разве на этой высоте может кто распоряжаться, кроме меня! Они затеяли страшную игру, и клянусь Богом – горе им! Глас народа, глас Божий, призвал меня на престол отца моего и дяди, и нет судьи воли моей надо мной, кроме единого Бога.
Взволнованная Анна встала и быстрыми твердыми шагами начала ходить по зале.
– Я покорюсь пока, – говорила она, гневно сдвигая черные брови, – я покорюсь… А там… Успокойся же, Эрнст, жди…
– О, ваше величество, – прошептал Эрнст, – вся жизнь моя вам!..
– Я знаю твою преданность мне, – произнесла Анна. – Верь, что никто не заменит мне тебя.
Она подошла к Бирону, все еще стоявшему на коленях на бархатной подушке у кресла, с которого она встала, и положила ему на голову руку. Он жадно схватил эту руку и прижался к ней горячими, сухими губами. Анна низко склонилась к нему.
Мутный рассвет глядел в незавешенные окна, и бледнели желтые огни восковых свечей.
