Я услышала звук чьих-то шагов по непокрытому полу и выпрямилась, сразу же насторожившись. Некоторые инстинкты никуда не исчезают. К моему отражению в чёрном стекле присоединилась фигура Дэвида. Она становилась всё ближе, пока я не почувствовала его тёплое прикосновение.
— Думаешь, это всё из-за системы Эразмус?
Я почувствовала его дыхание на своих волосах. Возвращаться к прерванным разговорам даже спустя несколько часов молчания — это было так похоже на Дэвида.
— Скорее всего. Именно это я прямо сейчас и пытаюсь анализировать.
Некоторое время мы не проронили ни слова. Лишь в его серьёзных тёмных глазах я читала немой вопрос и ждала, когда же он наконец его задаст.
— Для чего они призывают тебя? Ты могла бы поделиться с ними своими размышлениями через переговорное устройство.
— Не знаю.
Чего я не сказала — так это как сильно звонок Мисао меня напугал. Если стражи начали звонить тем, кто тридцать лет в отставке, это означало, что в одной из дюжины горячих точек, о которых мне было известно, и плюс ко всему в тех новых, о которых я могла не знать, готова была разразиться настоящая война.
Война. Древний, противоречащий здравому смыслу, пропитывающий всё своим духом, проникающий повсюду ночной кошмар, который мы изгнали из Солнечной системы, подписав мирный договор миров, Всеобщий пакт о мире и Законы человечества. Я посвятила свою жизнь тому, чтобы предотвратить её возвращение, поскольку человеческие существа заполонили всю галактику. Это усилие чуть не лишило меня рассудка и жизни. Я старалась уйти в сторону, наслаждаться миром, который удавалось поддерживать не без моего участия, но меня не покидало ощущение, что война следует за мной по пятам. Я взглянула на облака. Мне было интересно, что скрывается за ними.
— Ты могла отказаться, — сказал Дэвид.
Мне даже не пришлось ответить на эти слова. Его губы искривились. Отвращение или всего лишь разочарование? Я не знала. Оттого и тревожилась.
— Прости, Дэвид. Прости за то, что я такая. Прости за то, что приложила не все силы, чтобы уничтожить тот последний маленький камешек в моём сердце, на котором всё ещё выгравировано слово ДОЛГ. Он причинял боль, и я хотела прогнать её.
Я повернулась к Дэвиду. Темнота улицы и моих собственных мыслей осталась за моей спиной. Пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы заглянуть в его глаза. Что-то сжалось в моей груди.
— Может, как бы то ни было, нам и так было отпущено времени сверх меры, сверх того, на что мы могли надеяться, — пробормотала я. — Может, нам следует быть благодарными за то, что это время у нас было.
