Жестокие ангелы | страница 29



От этого ничего не изменилось. Я не проронила ни слова. И я уже сдалась.

— Как ваши дела, полевой командир Дражески? — поинтересовался Мисао, как подобало его высокому положению.

Я достойно выдержала его холодный взгляд и пустила в ход свои лучшие манеры, продемонстрировав умение держать себя в подобной обстановке.

— Прекрасно. Благодарю вас, Маршал-Стюард Мисао. А ваши?

Один из пальцев на его правой руке судорожно подёргивался.

— Ужасно, — сказал он. — И полагаю, что в самом ближайшем будущем дела пойдут ещё хуже.

— Мне жаль слышать это, Маршал-Стюард.

Соблюдение формальностей как бы создаёт некую защитную плёнку. Великолепно-гладкую и глянцевую, сквозь которую невозможно разглядеть душу. Эта лакированная поверхность весьма надёжна. Ничего не выспрашиваешь и сам не раскрываешь правду.

Я не могла вымолвить больше ни слова. А в недавнюю беседу с Виджеем вступить было слишком легко.

— Вероятно, вы захотите знать, почему я обратился с просьбой разделить со мной это очень тяжёлое время.

Я не ответила. Тучи над головой растаяли. Над каменными оградами вокруг клумб остролиста зарябили тени.

— Вы здесь, потому что Бьянка Файетт попросила, чтобы вы заняли её место.

Моя гладкая лаковая плёнка дала трещину. Я в изумлении смотрела на Мисао, зная, что моё лицо стало белым, как стенка. Мисао замер.

Одна из многих необычных традиций у стражей: если хотите, можете сами назвать своего преемника. Неофициально. И это решение легко может быть аннулировано. Но с ним считаются. Цезарь, офицер, сменивший меня, получил эту работу по моему распоряжению.

— Она погибла в полевых условиях. Тело обнаружили на Четвёртой луне в системе Эразмус. Записи её спутника указывают на то, что самое последнее указание Бьянки — убедиться, что вы лично прибыли на Четвёртую луну продолжить её миссию.

Так вот почему он не проявлял нетерпения или злости. Он знал, что в каком бы состоянии я ни вошла сюда — накалившейся докрасна от эмоций или излучая ледяное спокойствие, это лишило бы меня самообладания. Убило бы меня.

Я вспомнила камеру, где лежала на голых камнях в бесконечной кошмарной черноте. Вспомнила луч белого света. Сбитая с толку, прищурилась, силясь разглядеть аккуратное квадратное отверстие, которое становилось всё больше и больше в том месте, где кто-то методично разрушал стену. Я вспомнила, как пыталась уклониться от надвигавшегося на меня силуэта, как не могла осознать, что он способен принести что-то, кроме новой боли.