– Здравствуй, дедушка! – сказала Лютик, сделав шаг к нему.
Старик поднял голову и с изумлением посмотрел на девочку своими серыми, тусклыми глазами.
– Здорово! – промолвил он, шамкая беззубыми челюстями. – Да ты как попала-то сюда?.. Ты ведь, кажись, барское дитя?
– Да! Я из усадьбы… я заблудилась в лесу… и так устала… – говорила Лютик.
– Устала – так садись, отдохни! – предложил старик, указывая ей место около себя.
Лютик опустилась на траву и вздохнула с облегчением. Первый раз в жизни она была так рада встрече с человеческим существом. Если бы не было неловко, она, право, обняла бы этого жалкого старика в лохмотьях. Первый раз в жизни в ее хорошенькой головке мелькнула мысль о том, что все люди – люди, в какой бы одежде ни ходили они – в шелковой или в холщовой… Она уже недавно испытала тяжелое чувство одиночества и беспомощности и теперь с живейшей отрадой смотрела на старика. Зайцы и белки в лесу бежали от нее, как от недруга, а сама она страшно боялась медведей и волков. Старик же не бежит от нее и в то же время она не боится его, потому что он – человек.
«Он, кажется, добрый, даром что у него такие густые, седые брови…» – рассуждала Лютик, смотря, как старик ел свой черствый кусок хлеба, забеленный солью. Теперь она находилась в безопасности и была совершенно спокойна. Чего ж ей бояться! Она теперь – не одна. Она не думала о том, что хилый старик не мог бы оказать ей большой защиты хоть, например, от тех же медведей и волков, которых она страшилась несколько минут тому назад. Для нее достаточно было чувствовать, что теперь рядом с нею сидит человек.
До сего времени барышня никогда еще не разговаривала с первым встречным. Теперь первый раз в жизни она почувствовала сильнейшее желание, почувствовала потребность побеседовать о чем бы то ни было с этим незнакомым человеком.
– Куда, дедушка, идешь? – спросила Лютик.
– Я, голубка, все лето хожу из деревни в деревню! – ответил старик, жуя сухую корку. – Хожу, да милостыню Христовым именем собираю, запасаю хлебушка на зиму…
– Так ты, значит, нищий? – перебила его Лютик, вспомнив, как при ней иногда с брезгливостью говорили о нищих.
– Нищий! – отозвался старик. – Что будешь делать! Работать не могу, сил нет… Стар, зажился на белом свете, так зажился, что и могила-то не принимает… А есть-то все-таки охота… Вот и бродишь лето-то красное! Спасибо добрым людям, дай Бог им дожить до хорошего… У иного – и у самого-то мало, а все же хоть крохой поделится. Народ-то уж больно обеднел…
