, хлеб.
– Благословимся, старички! Начинай, Ареф, – приглашал дед, наливая водку. – Ну-ка, милячок, – обратился он ко мне, – для начала дела… из гране ной-то! Вот она – заслуженная-то мужицким умом!
И дед подал мне граненую барскую рюмку.
– Ну, дай бог поделиться в совет да любовь!.. Пошли, господи, мир и согласие!.. Чтобы во веки веков!.. Без претыкательства чтобы!.. Чтобы жадности этой не было!.. Справедливо чтобы, главное!.. По заслугам!.. Чтобы судьбища этого после не было! Сохрани господи! – и т. д., раздавались возгласы и пожелания по очереди встававших и выпивавших мужиков.
– Да нам что! Господи помилуй! Из-за чего нам ссориться?.. Свои люди, кровные! Ведь мы не из чего – не из ненависти али злобы делимся… делимся по доброхотному желанию!.. Кушайте, старички, во здравие!.. Благодарим на пожеланиях!.. А что насчет претыкательства или судьбища – упаси господи! С чего нам? Нам что?.. Все по-старому будет: пущай старичок управляет!.. К чему обиды?.. А только как будто для порядку лучше… Ведь вместе будем жить, никуда не разбежимся… Кому что надо – бери… Господи, царь небесный! Да мы это и греха на душу не возьмем! – и пр., и пр.
Такими возгласами и заявлениями отвечали, с своей стороны, на пожелания гостей в один голос хозяева: и дед, и сыны его, и невестки, и еще неожиданно откуда-то взявшаяся старушка, вероятно, дальняя родственница. Только Степаша (так звали дочь Чахры-барина) не принимала никакого участия; она молча сидела в углу и сердито чинила старый отцовский полушубок.
– Ну, милячок, – обратился ко мне дед, – ты бы того… Бумажку-то приготовил… вписать, так, для памяти…
– Хорошо. Как же мне начинать?
– Да что начинать?.. Как вот будем говорить, так и пиши: Климу – лошадь, а Титу – корова; Титу – телку, а Климу – овцу…
– Как овцу! За телку-то овцу? – вдруг вскочила от люльки молодая невестка. – Господа старички! как вы хотите, мы на это не согласны…
– Ах, дура, дура!.. Вот она, баба-дура! – замотал дед сокрушенно головой. – Да ведь это к примеру… Ведь это я барину пример даю… Экая необузданная!
– Конечно, к примеру, глупая!.. Ты понимай, как речь идет, – наставляли в свою очередь и старики.
– Ты сиди! – прикрикнул на нее молодой муж.
Баба, по-видимому, смирилась, но по всей ее фигуре и разгоревшимся глазам было видно, что она приготовилась к борьбе на жизнь и смерть, что ничто не ускользнет от ее внимания.
– Ну, благослови господь! – сказал дед и, поместившись с правой стороны меня, положил локти на стол и искоса посматривал ко мне в бумагу.
