– Да это я не в обиду тебе сказал, а так… больше для всего крестьянства… Что для барина наше хозяйство? Пустое место… А туда же, скажет, делить собрались… Вишь, старики собор собрали! Как быть! Все ж позабавятся, старину вспомнят! – добродушно подсмеивался старый кузнец, начиная жевать беззубым ртом.
– У всякого свой сурьез, – категорически заявил Чахра-барин и, обдернув синюю пестрядинную рубаху[10], махнул по столу рукой. – Бабы! прибери со стола! – грозно крикнул он. – Что за порядок! Что вы, не видите, что ли?.. Экая деревня! Рады, что мужья приехали, и глаза разбежались!
Дед ворчал, старики и сыны молча улыбались. Я подошел к старшему сыну.
– Делить вас дед хочет, – сказал я, чтобы чем-нибудь начать разговор.
– Делиться хотим, – поправил он меня.
– Что же, сами хотите?
– Да из-за баб больше… Нам что! Мы в Москве живем, в заработках… А вот бабы… Дедушка-то стар уж стал, настоящего распорядка с бабой не сделает… Бабы забижают! – подмигнул он мне добродушно на отца.
– А ты бы… того… скромненько, Титушка, – сказал дед сыну, сдержанно кивая бородой. – Погодить бы… Вот, когда я сам своему пределу конец положу, тогда и разговаривай!.. А то ведь здесь старики… Смешки-то оставь!
Сын захохотал беззвучным смехом и замотал из стороны в сторону своею рыжею лохматкой.
– Да нам что!.. Господь с тобой, – ответил он, – владычествуй!.. Мы в твою команду не встряем… Сделай милость!.. Мы вот – ноне здесь, а завтра нас нет… Все в твоих руках! Сам за все и ответствуй. Мило – так командуй, а не мило – твое дело!.. Мы тут ни при чем… Ваше дело с бабами!
И Тит опять засмеялся беззвучным смехом.
– Да уж надоть правду сказать: чужой век заедать – заедает, а распорядков хороших мало видно! вдруг сказала сидевшая у люльки женщина, бросила в нее ребенка и порывисто начала его качать, – Кабы из его-то команды пользу видеть…
– Молчать! – грозно перебил дед. – Ах ты, эдакая… сорока! Али муж приехал, так и страх потеряла?
– Кабы ежели… А то шумит, что сухой веник, – не слушая, продолжала бойкая баба, – со всеми соседями перессорил своими-то порядками…
– Перестань!.. Что за самоуправство? – протянул презрительно-наставительным тоном, искоса взглянув на бабу, молодой мужик в пиджаке, все время крутивший цигаретку.
Молодая баба, вероятно, была его жена.
– Ну, умиритесь! – сказал торжественно дед. – Дело такое… вековое… Соглас во всем нужен!
И дед поставил на стол штоф водки, а бабы подали огурцы, куженьки[11]
