- Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь удалось выставить в глупом виде вас, доктор Хоукинс. Я видел вас в передаче того пакостного ведущего из Нью-Йорка. Если вы смогли выдержать это, вы можете выдержать все что угодно.
- Может быть. Я сама в этом не слишком уверена. Мистеру Тэннеру не понравится то, что я скажу о "Сне тьмы".
- Я уже загримировал мистера Тэннера, - заметил гример, поддерживая беседу. - С ним очень легко работать, не то что с некоторыми кинозвездами. Нипочем не скажешь, что он только что получил "Оскара". Вы с ним встречались?
- Всего один раз.
- По-моему, его игра вывезла весь фильм. Я повел мою девушку на один из предварительных показов, так она потом неделю почти со мной не разговаривала - все вздыхала по Дэмиону Тэннеру. - Он швырнул расческу в стакан со стерилизующим раствором, совершенно не потеряв жизнерадостности. - И когда я в следующий раз попал в ее спальню, то будь я проклят, если у нее над постелью не появился громадный плакат с Дэмионом Тэннером. Обнаженным до пояса и готовым к действию, так сказать.
- А вы не ревновали? - спросила Санди, профессиональная любознательность которой победила сдержанность.
Он пожал плечами.
- Дэмион Тэннер - это только фантазия, приклеенная к стене. А я настоящий.
Гример явно оказался человеком уравновешенным и уверенным в себе, заключила Санди, пожелав подобного всем своим пациентам.
Он припудрил ей нос пуховкой.
- Ну вот вы и готовы, доктор Хоукинс, - сообщил он, любуясь результатами своих усилий. - Все в порядке.
- Спасибо. Я благодарна вам за помощь.
- Не стоит благодарности.
Он красивым жестом снял с ее плеч парикмахерскую накидку, и она посмотрела на себя в зеркало. Яркие лампы, расположенные вокруг него, осветили чуть более сильный макияж, чем тот, которым она обычно пользовалась: глаза казались совершенно изумрудными на фоне бледного овала ее лица, щеки были чуть-чуть подрумянены. Но в целом Санди казалась примерно такой же, как всегда: отстраненной, сдержанной, недоступной.
Санди не знала, что именно заставляет лицо человека говорить о недоступности, но ее лицо явно выражало именно это. Когда она только начинала работать в клинике, ее немного тревожила ее холодная внешность, но скоро убедилась в том, что ее беспокойство безосновательно. Пациентам ее решительность и уравновешенность казались обнадеживающими. И чем более личностными были их признания, тем больше они ценили ее официальность. Вид хладнокровной сдержанности, которую ничем нельзя поколебать, оказался с точки зрения ее профессии плюсом, а не минусом.
