По окончании вечерни уже более часа сидел он в своих дубовых креслах у окна, вдруг шум шагов возвестил ему чей-то приход, и чрез минуту Саша был в его объятиях.
Пустыннику довольно было одного взгляда, чтоб видеть необыкновенное волнение и расстройство юноши.
– Что с тобою, друг мой? – спросил он его с некоторым беспокойством.
– К вам приехал… Он насильно привез меня. Спросите у него, что это значит?.. – И прерывавшиеся речи Саши были сопровождаемы потоком слез.
– Кто приехал? Где? – с увеличивающимся волнением спросил пустынник.
– Там!.. Здесь… генерал Зембин, – отвечал Саша и указал на ближайшую комнату.
Пустынник вскочил и, судорожно приложив руку к пылающему челу своему, погрузился в минутное размышление, потом схватил Сашу, прерывающимся голосом сказав ему, чтоб он остался в этой комнате и не слушал разговора, который будет происходить в зале, вышел сам к посетителю, тщательно заперев за собою дверь.
Там стоял Зембин у окна и с угрюмою бесчувственностию смотрел на закатившееся солнце. Услыша шаги входившего пустынника, он быстро оборотился и, скрестя руки на грудь, вперил в него проницательный взор. Пустынник остановился при виде человека, давно знакомого ему в прежней мирской жизни, с тою только разницею, что взоры пустынника выражали любовь и снисхождение.
– Ты ли это, Иван? – с кротостью сказал он Зембину.
Но тот угрюмо молчал и только взглядами, которые вдруг воспламенились каким-то гневом при звуках голоса пустынника, старался выразить чувства, для которых языка было недостаточно.
– Зачем ты пришел ко мне? Чего ты от меня хочешь? – спросил опять пустынник.
– Где этот мальчишка, – сказал Зембин с сильным гневом.
– Там, в той комнате!.. Он не должен слышать нашего разговора. Довольно и меня одного для твоего несправедливого гнева.
– Несправедливого! – вскричал Зембин. – Старый лицемер! Ты все еще не отучился притворствовать? Ты думал пустынническою жизнию прикрыть свои пороки и живость.
– Ты все таков же, Иван, – с кротостью сказал пустынник, – буйный, строптивый, несправедливый.
– Замолчи! Тебе ли упрекать меня в чем-нибудь.
– Я и не думаю упрекать… Скоро мы оба явимся на суд всевышнего, – там ты убедишься в моей невинности… Но я не сетую, не жалуюсь на тебя… Я тебе все отдал: жизнь, честь, имя, имущество – и за это…
– И за это отнял спокойствие на всю жизнь, – прервал его Зембин. – Замолчи, говорю я тебе… Я не считаться с тобою пришел сюда… Я очень хорошо помню все, чем тебе обязан… Но ты слишком дорого взял за свое добро… Я теперь отдам тебе вдвое; возврати мне только спокойствие и семейное счастие…
