Два брата, или Москва в 1812 году | страница 51



– Признаюсь и винюсь. Простите, – отвечал Саша и поцеловал руку, которую ему протянули.

– Ну, что ваш строгий дядюшка? Все еще сердится на вас?

– Он вовсе никогда на меня не сердился. Мне кажется, что подобного несчастия я бы не перенес.

– Эти чувства делают вам обоим честь: значит, вы его любите и он заслуживает эту любовь.

– О, если б вы его знали! В природе не может быть существа выше и благороднее.

– И он очень дурно принял нашу шутку?

– Не самую шутку, но место исполнения…

– Да! понимаю. Для него, конечно, показалось это неприличным. Так наше предприятие рушилось?

– Если вам не угодно, чтоб я явился г-же Зембиной на паперти…

– В самом деле… Это не дурно. Тут же много народа… И нам не надобно будет переодеваться…

– Да, дядюшка велел мне остаться в этом платье…

– Какой он жестокий человек! Вам, я думаю, очень досадно, что он запретил такую невинную шутку?

– Совсем нет. Я привык повиноваться ему и уверен, что всякое его приказание справедливо и ведет к хорошей цели.

– Счастливый дядюшка! Я думаю, в целом свете он один дядя, умевший внушить такое повиновение племяннику.

– Я сам думаю, что я единственный племянник, имеющий такого дядю.

– А так как я вовсе не намерена склонять вас к возмущению против родных, то и надобно будет сообразоваться с волею вашего дядюшки. Завтра мы все-таки поедем к обедне в приход г-жи Зембиной. Заходите поутру к нам; мы вас будем ждать… Ну, а в понедельник дядюшка ваш тоже не позволит вам переодеваться на бал?

– О, нет! насчет бальных переодеваний он очень снисходителен. Он говорит, что там, где все забавляются и где все почти переодеты, одна лишняя маска ничего не значит.

– Вот! Да это уж сарказм. Я не воображала, чтоб он удостоил нас своими сатирическими замечаниями… Скажите, пожалуйста, ваш дядюшка с малолетства жил в монастыре или принадлежал обществу?

– Я никогда его об этом не расспрашивал.

– Но, вероятно, слышали от его приближенных что-нибудь.

– Виноват! Я никогда не любопытствовал узнать о прежней жизни дядюшки.

– А где вы прежде жили?

– Близ Владимира, в поместье г. Сельмина.

– Он должен быть родня дядюшке.

– Там провел я все детство, и там помню, что все, окружающие нас, до чрезвычайности любили дядюшку.

– В поместье Сельмина? Этого самого, который…

– Нет! дядюшка говорит, что это его отец.

– Вот мило! И вы ему этого еще не сказали.

– Дядюшка не велел.

– Он всегда был так строг с вами?

– Он всегда любил меня. Я ему всем обязан…

– О! в этом я уверена, я хорошо знаю все его попечения, но жаль только, что одиночество его и лета вовсе не соответствуют вашим занятиям, образу жизни и склонностям. Вы молоды, умны, любезны – готовите себя для света и общества; вам нужно не только знать все удовольствия общественной жизни, но даже в кругу подобных вам молодых людей трудно будет вам отказаться от какой-нибудь шалости… А ваш дядюшка…