У куклы было семьдесят три боевых вылета. Она сидела, прислонясь к подушке, растерянно глядя в пространство. Вдруг неподвижное лицо ее оживилось, засветилось, как будто она вспомнила что-то хорошее. Но луч скользнул дальше - и оно погасло.
Я закрыла глаза. Спать, спать... Вечером снова на полеты.
Ты мой белый, шелковистый,
Не скучай, друг, без меня...
До войны Галя увлекалась прыжками. Это ее стихи о парашюте. Белый, шелковистый...
А Галя сгорела. У нее не было парашюта. Вместо парашютов мы брали дополнительный груз бомб.
Хорошо бы уснуть.
Это случилось вчера. Был обыкновенный вечер, такой, как другие. Поднимая пыль, рулили к центру поля самолет. Приземистые, похожие на стрекоз "ПО-2" раскачивались на ухабах. Ровный рокочущий гул стоял над аэродромом.
Но вот последний самолет пристроился сбоку к остальным. Мотор фыркнул и умолк. И сразу наступила тишина, Такая густая и липкая, что стало больно ушам и захотелось крикнуть: "А-аа-а!" Казалось, голос твой растает в тишине.
Я громко позвала:
- Галя!
- Чего, Нат?
Галя сидела сзади, в штурманской кабине. Зашелестела бумага.
- Мне показалось, что я оглохла. Но теперь слышу: квакают лягушки, ругаются механики...
- Машина развозит бомбы, кричит дежурный по полетам, - продолжила Галя.
- Ты пишешь? Письмо?
- Нет. Так просто. Пришло кое-что в голову.
- А-аа. Ну, пиши, - сказала я и подумала: "Стихи, наверное".
Она опять зашуршала бумагой - спрятала в планшет.
Я уселась в кабине поудобнее. Запрокинула голову - теперь я видела только небо и кусочек крыла. Можно было отдохнуть, даже вздремнуть: самолет, улетевший в дивизию за боевой задачей, еще не вернулся.
На землю спускались теплые летние сумерки. Очертания самолетов стали нечеткими, расплывчатыми. На небе выступили первые звездочки. Словно испугавшись, что появились слишком рано, они слабо мерцали в вышине. Их трудно было увидеть сразу. Но если выбрать небольшой участок неба и долго всматриваться в него, то обязательно найдешь две, три и даже пять неярких серебряных точек.
- На-ат, - сказала Галя, - почему-то мне все еще не верится, что мы полетим вместе. Странно...
Сердце у меня сжалось, словно кто-то сдавил его и не отпускал.
- Почему? - спросила я. Спросила очень тихо. Я знала почему.
- Никак не могу привыкнуть к тому, что ты летчик. Всегда мы были штурманами, и вот теперь... ты- - Голос ее становился все тише, и она умолкла совсем.
Мне стало жарко, на лбу выступили капельки пота. Я медленно, стараясь, чтобы Галя не заметила моего волнения, стянула с головы шлем, расстегнула воротник комбинезона.
