— Это наша знаменитая «Мелодия» с ее хозяином. У Гардекопфа говорят и мертвые.
За столом сидел Крамер, напротив — миловидная белокурая женщина лет двадцати четырех. Увидев Штольца, Крамер вскочил, вытянулся.
— Ну как? — спросил штандартенфюрер.
— Или действительно ничего не знает о резиденте, или юлит. А вот Мартина и Алана Дейса узнала по фотографиям.
Штольц пристально смотрел на арестованную. Та, прижавшись к спинке стула, чуть жмурилась от яркого света лампы, направленной на нее. Особого волнения не было заметно, на лице — обреченность человека, готового ко всему.
— Ты представляешь, что тебя ожидает за шпионаж? — задал вопрос Штольц.
— Концлагерь, — угрюмо бросила женщина.
— Кто знает, кто знает… Может случиться, что ты умрешь под пытками. А это подобие ада. Ты готова к этому?
Женщина промолчала.
— Там тебя, красавица, уже ждут двое. По секрету, они — садисты. Ганс, проведи ее к Гардекопфу, пусть покажет свои машинки и объяснит их назначение. Если это не произведет впечатления, оставь ее там. Подождем: пока поумнеет.
— Вставай, — глухим, надтреснутым голосом приказал Крамер.
Стенли, тяжело переставляя ноги, словно на них висели пудовые гири, вышла из комнаты.
— Разве не мог Крамер начать допрос без лишних сентиментов? — спросила Эльза Штольца.
— Допрос — искусство, фрау. Чем больше контрастов, тем лучше результат. Сейчас, когда Гардекопф рассказывает ей назначение каждого хитрого предмета, смакуя и ухмыляясь, у нее дрожит каждый нерв. А наш лейтенант любит работать с женщинами. Это его месть прекрасному полу. Его никто не любил, а только презирали и ненавидели.
— А если она во всем признается, ее не отдадут Гардекопфу?
— Думаю, нет.
— Кто эта женщина?
— Агент американской разведки. Работала с Мартином и Аланом Дейсом. Их уже нет в живых. Остался резидент и, возможно, кое-кто еще, так как в покушении на Алана Дейса участвовали два человека. Можем ли мы быть гуманными, когда американские шпионы разгуливают по Берлину?
— Нет, господин штандартенфюрер.
— Но я заметил, тебе не нравится стиль допросов, который мы избрали, чтобы развязать ей язык.
— Все это незнакомо мне. Я не работала в контрразведке. Видимо, я плохой разведчик, еслп вам показалось, что допрос с участием Гардекопфа мне не по душе.
— Ты можешь предложить что-то более эффективное?
— Не знаю. Концлагерь — та же могила, мучительная смерть.
— Но ведь ты — тоже женщина… Работала в далекой России, рисковала жизнью, ходила на острие бритвы.
