— Уже не помню, — ответил Чача. — Давно это было, не в этой жизни.
— Что верно, то верно, — грустно кивнул Алмаз Рафикович. — В этой жизни ты умеешь только глотки резать и шуточки пошлые отпускать.
— Шуточки мои никому не мешают, а перерезанные глотки зачтутся мне на том свете.
— Они тебе и на этом неплохую прибыль приносят.
Подошла официантка и поставила перед Чачей узкий стакан с яблочным соком.
— Приятного аппетита! — вежливо пожелала она.
— Спасибо, золотце, — улыбнулся в ответ Чача.
Он проводил официантку жадным взглядом, затем покачал головой и поцокал языком:
— Хороша девочка!
Алмаз Рафикович достал сигареты и закурил. Посмотрел на Чачу сквозь облако дыма и сказал:
— На этот раз он платит всего пятьсот. Но обещал убрать Муслиева.
Нигматзянов внимательно посмотрел на коллегу, стараясь понять, какую реакцию вызвало у того сообщение. Однако лицо Чачи, как всегда, было абсолютно невозмутимо. Алмаз Рафикович терпеть не мог эту способность Чачи — оставаться невозмутимым в любой ситуации; однажды во время игры в покер эта Чачина способность стоила Алмазу Рафиковичу пяти тысяч кусков.
— Давно пора, — с легкой усмешкой отозвался Чача. — Честно тебе скажу, Алмаз, пока Хамзат в камере, я живу, как на вулкане. А ну как они его расколют и он выложит им про нас? Что тогда будем делать? В горы уходить? Не-ет. — Чача покачал головой. — В горы я не согласен. Хватит, налазался. Я городской житель. Да тут от меня и пользы побольше, чем в горах.
Алмаз Рафикович постукал сигаретой о край пепельницы, чуть склонил голову и весело посмотрел на Чачу.
— Интересный ты человек, Чача. Вроде за идею воюешь, а своего никогда не упустишь. Так как ты говоришь, Лобов должен говорить, а не ты. Это ему на нашу веру плевать, он этого и не скрывает. Может, тебе тоже на нее плевать?
Глаза Чачи сузились.
— Ты, Алмаз, говори, да не заговаривайся. Это я тебя в организацию привел. Это благодаря мне у тебя дорогие костюмы, уютная квартира и хорошая машина. Это благодаря мне у тебя на счетах…
— Ну хватит! — резко оборвал его Нигматзянов. — Я на тебя не наезжаю, но и ты за базаром следи. Не по душе мне эти твои «дела», как бы хорошо они ни оплачивались. Мы воины ислама, а ведем себя как простые наемники. Этот заказ мы, так и быть, выполним, но на этом остановимся. Понял меня?
Чача сидел, угрюмо уставившись в стол, и нервно сжимал и разжимал пальцы правой руки.
— Это твое мнение, Алмаз, — мрачно сказал Чача. Он поднял голову и покосился на Нигматзянова. — Сейчас я промолчу, но в следующий раз мы к этому вернемся.
