Его слова легли тяжким грузом на ее плечи.
— И что это значит?
— Возможно, мне придется продать часть земли. Возможно, я буду вынужден продать «Майлс‑Энд».
— Что?
Он запустил каштан в заросли.
— Это был один из советов, поданных мне Хартоппом, чтобы получить приток денег. Он даже нашел покупателя. Это барон Бейнбридж. Он предложил присоединить «Майлс‑Энд» и две прилегающие фермы к своему поместью плюс часть охотничьих угодий. Прежде чем возражать…
— Вы что, черт подери, спятили?
Он вздохнул.
— Во‑первых, успокойся.
Шона стиснула зубы.
— Во‑первых, вы никогда не должны продавать свою собственность.
— Иногда хирургу приходится ампутировать ногу пациенту, чтобы спасти его.
— Во‑вторых, вы не можете продать землю Барону Безмозглому.
— Это барон Бейнбридж, — поправил он с усмешкой.
Шона скрестила на груди руки.
— Очевидно, вы с ним не встречались, потому что мое имя подходит ему больше.
— У меня нет выбора, Шона, — пожал плечами Коналл. — Если я собираюсь поправить дела на некоторых моих фермах, то должен для начала собрать капитал. Деньги, как тебе известно, не растут на деревьях.
— А у вас растут! У вас по всему поместью сады!
Коналл вскинул голову:
— Туше. Но эти денежные крохи не позволят закупить для каждой фермы все необходимое. И ты это отлично знаешь.
Шона вздохнула, чтобы взять себя в руки.
— Я знаю, что вы хотите сделать то, что считаете лучшим для вашего поместья. Но, отрезав кусок здесь, отрезав кусок там, не станете богаче. Сохранение земель в неприкосновенности неизбежно связано с экономией. Но экономить вечно не придется. А земля… земля — это навсегда. Нет ничего лучше, чем вкладывать деньги в свою собственную землю. Отдадите ее сейчас и никогда не вернете назад.
Коналл обдумал ее слова. Ему предстояло сделать очень трудный выбор: либо стать бедным землевладельцем, на чем настаивала Шона, либо начать распродавать унаследованную от предков собственность, как рекомендовали Стюарт и Хартопп.
Шона заглянула ему в лицо:
— Я не говорила, что у нас все легко и быстро получится. Но дело того стоит.
Его глаза обратились к горизонту. На лбу пролегли морщины тревоги. Он уже ощущал нехватку денежных средств на недоимках. А если начнет вкладывать капитал, то и вовсе окажется на мели.
Жизнь в Англии была куда проще. Он работал, и ему платили. Всегда завуалированно. Как доктору благородного происхождения вознаграждение за его услуги ему оставляли в карете или в шелковом мешочке на столе, который он забирал, отобедав с семьей. Как благородный землевладелец он мог взимать ренту лишь четыре раза в год и то, если урожай был богатый. А если земля не уродила, он ничего не мог поделать. Дать деньги арендаторам — такое решение требовало смелости. Шла война, и работать на полях было некому. Так что, если его арендаторы будут влачить жалкое существование, его первым сгонят с земли кредиторы.
