— Четыреста восемьдесят телег навоза по цене один шиллинг одиннадцать пенсов за телегу составят ровно сорок шесть фунтов. И оплата труда трех работников, чтобы разбросать навоз по полю, — два и шесть каждому за четыре дня будет один фунт десять шиллингов… а все вместе — сорок семь фунтов десять шиллингов.
Стюарт, откинувшись на стуле, расхохотался.
— Что смешного? — удивилась Шона, мрачно глядя на Стюарта. — Все точно до пенни!
— Вне всяких сомнений, дорогая мисс Шона, — произнес он, вытирая глаза. — Но выражение на лице Хартоппа было бесценно.
Она обернулась, но Хартопп уже приклеил к губам улыбку.
— Вы отлично считаете, мисс Шона. Поздравляю. Позвольте узнать, откуда у вас такие недюжинные познания в управлении имением?
— Я почти десять лет проработала на ферме Хьюма. И мой отец был землевладельцем.
— Правда? — справился Коналл. — Значит, ты родилась в богатой семье?
— Нет. — Она прикусила губу. — Я не помню, чтобы мы были богатыми.
— Ну‑ну, — хмыкнул Хартопп. — Я что‑то не слышал о бедных землевладельцах.
Шона нахмурилась:
— Бедными мы тоже не были. Но отец вкладывал все, что мог, в имущество своих арендаторов. Он говорил, что его благосостояние зависит от его арендаторов, а их разорение — залог его собственного краха.
— Вот как? — снова усмехнулся Хартопп, дыша сарказмом. — И как это ему помогало?
Взгляд Шоны затуманился. Она вдруг снова стала восьмилетней девочкой, забившейся под раковину в кухне, и увидела, как в сердце ее отца вонзают кинжал.
Хартопп откинулся на стуле.
— Мне бы очень хотелось познакомиться с таким удивительным образчиком хозяина.
Шона вскинула на него взгляд:
— Он умер.
— Хо‑хо! Как это удобно для вашей вымышленной истории. А имя для него вы тоже придумали?
— Я ничего не придумывала! Мой отец — Джон Макаслан из Рейвенз‑Крейга, и все, что я сказала о нем, — правда! Более того, он никогда не пользовался услугами управляющего, потому что знал, какие они все безграмотные хвастуны.
Она думала, что ее слова заденут Хартоппа, что он бросит салфетку и выскочит из‑за стола, но ничего подобного он не сделал. А вытаращил на нее глаза и уставился так, как будто впервые увидел.
— Вы… отпрыск Джона Макаслана?
— Да, и более благородного человека не было на всем белом свете!
Хартопп замялся.
— Простите меня, мисс Шона. Я не хотел вас обидеть. Я понятия не имел, кем был ваш отец. — Он внимательно посмотрел на нее. — Не окажете ли мне любезность… передать соль?
Шона выпрямилась. Наконец она заставила его поверить, что ее отец был великим человеком. Она взяла со стола серебряную солонку и протянула ему.
