На сей раз мы угодили в самое средоточие праздника, о котором мать говорила: «Это уже не праздник Тела Господня, а дьявольский шабаш».
Тем не менее здесь присутствовали двое-трое детей и несколько женщин; они стояли поодаль, не желая плясать вместе с этими пьянчугами; одна только Жанетта, слегка придурковатая девица, вечно развлекавшаяся с мужчинами, вошла в круг. Говорили, что она спускалась в Праньен, когда там никто не жил, и все деревенские парни по очереди наведывались к ней.
От этого сельского бала с его медлительной пляской у фонтана веяло одновременно странным спокойствием и напряжением.
Никого из моих братьев тут не было. Я заметила Марсьена и стала искать глазами Реми. Он стоял в группе мужчин, скрытой потемками. Я увидела, как блеснули его глаза из-под надвинутой войлочной шляпы. Днем эти глаза были всего лишь парой темных провалов, зато ночью, особенно такой ночью, в них горели красноватые огоньки. Из всех собравшихся мужчин мы лучше всего знали его да еще Равайе. Но мы поостереглись заговаривать с ними; пьяные внушали нам страх, заставлявший держаться от них подальше.
И еще жалость. Впервые мне стало жаль Реми, впервые я почуяла в нем какую-то невероятную приниженность, точно у побитой собаки, и это меня удивило. Он был беззащитен, его мог обидеть кто угодно. Пользуясь этой слабостью, его душа выскользнула из темницы, где он обычно держал ее взаперти, и предстала перед нами обнаженная и безоружная. Неужто таков был настоящий Реми? Я не могла в это поверить.
— Видала, какой он? — сказала я Ромене.
— Да, невеселый.
У меня вдруг возникло нелепое желание подойти к нему, но я не посмела.
— Гляди, там его жена.
— Ага.
Среди жен, державшихся по другую сторону площади, я увидела Маргариту Карроз, в черной шали, накинутой на плечи. Справа от нее стояла жена Марсьена, Луиза. Чего они ждали?
Мы забыли, что нам давным-давно следовало вернуться домой, что мать наверняка беспокоится.
— Они даже играть уже не способны! — насмешливо бросила Ромена.
Губные гармошки и впрямь издавали нелепые звуки, напоминавшие не то кошачье мяуканье, не то кукареканье, не то ржание мулов.
— Ладно, пошли! — сказала Ромена, хватая меня за руку.
Но вместо того чтобы бежать домой, мы продолжали торчать на площади.
Я почувствовала, что Реми глядит в нашу сторону, глядит с такой неистовой силой, что мне почудилось, будто его взгляд расталкивает нас.
Я обернулась. Позади стояли Барнабе с Теодой. Давно ли они были тут? Да нет, наверняка только что подошли. Я испугалась, что они нас узнают.
