...Имеются человеческие жертвы | страница 63
Он вошел в первую комнату, заглянул во вторую, окинул взглядом обстановку...
— Так вот, значит, как жил товарищ Санин... —• заметил с некоторым удивлением. — Жил... явно по средствам. Что ж, понятно, интеллигенция...
На его лице читалось скрытое волнение.
— Вот что, Наталья Сергеевна. Ваше дело теперь солдатское. Маленько похозяйничаю. Идет? А вы пока пристройте куда-нибудь этот шарик на елку.
Он с нескрываемым восхищением смотрел на ее стройную фигуру в обтягивающем сером платье, на светлые волосы до плеч, на тонкое лицо в легких очках. Но комплиментов и слов восторга не последовало. А ей хватило и выражения его глаз, одного только взгляда.
Кажется, этот опытный, всезнающий человек отлично понимал, что такое такт, что такое стиль.
— Ну, хорошо, — согласилась она.
А когда еще через две-три минуты заглянула на кухню, широко раскрыла глаза. Скинув пиджак и закатав рукава, Геннадий торопливо, но ловко, сноровисто, четко раскладывал по тарелкам дорогие закуски, украшал их свежайшей зеленью. Все так и горело в его крепких руках, все получалось изящно, складно, как если был бы он заправским поваром или мастером по сервировке.
Он, кажется, был действительно мастером во всем, и этот совершенно незнакомый, совершенно чужой человек, на миг почудилось ей, как будто всегда был на этой кухне, как у себя дома, и привычно орудовал в ней.
Клемешев тепло и ласково взглянул на нее исподлобья и, торопливо подхватив сразу несколько блюд и тарелок, понес их в большую комнату, где был накрыт стол. Кинул взгляд на часы:
— Шесть минут осталось! Ну что, садимся? Проводим старый год.
Они стояли друг против друга по разные стороны белого праздничного стола. Хлопнула бутылка шампанского. Геннадий наполнил высокие хрустальные фужеры.
— Думаю, не нужны слова, — сказал серьезно. — Понятно, какой год кончается... чем он останется для вас и для меня.
Они молча выпили, и прекрасная, искрящаяся пузырьками влага сразу затуманила ей голову, и она взглянула в глаза отца на большом фотопортрете. Они радовались за нее и приказывали ничего не бояться и жить.
А живые темные глаза Геннадия увлажнились, и она подумала, что ни с одним мужчиной за всю свою жизнь не чувствовала себя так спокойно и душевно комфортно. Только с ним, с папой, с отцом... Словно сама судьба послала ей в утешение на Новый год человеческое существо, призванное хотя бы отчасти возместить то, что было утрачено, и, казалось, — безвозвратно.