Прошли за угол музея, — здесь их ожидал автомобиль Кости. Анна простилась и ушла. Костя с постовым поехали. На Литейном проспекте Костя вдруг свернул во двор, прижался к стене дома. И, видя недоуменный взгляд спутника, пояснил:
— Стряхнем с хвоста мальчиков.
— А он есть, хвост?
— Думаю, да. Постоим минут десять.
— Поздравляю, майор! Здорово вы обтяпали дельце. В сумке-то, поди, куча золота? Они все тут грабители. Старый директор умер, а на его место близкий родственник заступил. Мафия наши сокровища из своих рук не выпускает.
— Да, богат наш улов. А вам велено сопровождать меня?
Спутник пожал плечами, улыбнулся: дескать, чего спрашивать?
— Вы, майор, не узнали меня? Я капитан Сизов, мы встречались на совещании у Старрока. Помните?
— Теперь вспомнил. Вы были в форме.
— И вы были в форме.
— Ладно, давайте знакомиться. Пожали друг другу руки.
Майор почувствовал дружеское расположение, предложил:
— Заглянем в сумку. А?
Капитан ничего не ответил.
«Осторожный», — подумал Костя, распахивая на сумке молнию. Поставил сумку на сиденье рядом с собой. Перебирал мешочки, свертки, шкатулки. Открывал их и глазам офицеров представали беспорядочно насыпанные блестящие предметы из золота и бриллиантов. Одна шкатулка, другая… Заполнены до краев. И чего в них только не было!
— У-у… — качал головой капитан. — Вот насос, гору сокровищ закачала.
— Куда сдавать будем?
— Старрок ждет нас.
— А он куда сдаст?
Капитан засмеялся, покачал головой. Вопрос Костин звучал смешно и наивно. Все теперь знали природу власти: ценности из одного кармана она перекачивала в другие карманы, но только не в карман государства, — такого кармана теперь вроде бы и не существовало. Даже банки были частными, коммерческими.
— Да, капитан, — заметил Костя. — Больно сознавать, что и мы с вами лишь пешки в игре темных сил.
Из угла сумки выглядывала головка китайского термоса. Открыл пробку. Термос доверху был набит мелкими изделиями, — сверкающими синеватыми камешками. Они излучали живой пульсирующий свет, — точно глаза испуганных птиц и зверушек, истомившихся в неволе и просившихся наружу. «Сколько же тут погребено красоты, фантазии мастеров, тончайшего искусства их рук. Сколько радостей могли бы приносить эти украшения женщинам и мужчинам, — и тем, кто бы обладал ими, и тем, кто смотрел бы на них. Ох, Боже, Боже! Древние говорили: слаб человек! Но вот одна женщина, теперь она немощная старуха, а какой вред причинила людям и государству! Вот тебе и слаб человек! Слаб, слаб, а в сотворении зла он бывает ох как силен!»
