Он помешал кочергой в камине, стал накладывать дрова. Не глядел в сторону Анюты, но знал: она смотрит на него неотрывно, ждет ответа. А он, в свою очередь, понял, что Анюта одного его не оставит. И это вселяло надежду: она может его полюбить, может быть, уже любит. Возникло желание рассказать ей о предстоящем деле, но, посмотрев на лежащую перед нею на столе тетрадь, подумал: «У нее свой путь, не надо навязывать ей опасную работу». В раздумье проговорил:
— Хорошо. Оставайся здесь. Но обещай: ты будешь меня слушаться.
Она кивнула:
— Готова повиноваться. Мне приятно иметь господина.
Костя подошел к Анне, взял ее за руку, повыше локтя.
— Умница! Я сейчас поеду, а тебе из города позвоню.
Анюта поднялась.
— А можно вас попросить, милый, дорогой Костя: звоните почаще. Мне тогда будет покойнее, и легче пойдет моя работа.
— Буду звонить.
И он вышел.
К операции подступился не сразу, начал с посещения музея. Поднялся на второй этаж в крыло служебных помещений, прошел по длинному коридору в самый конец; здесь в укромных уголках стояли двое «искусствоведов в штатском». Метнул на них взгляд, — одного узнал: видел его в кабинете Старрока, — кажется, в погонах капитана. «Наши! Старрок уже взял объект под контроль. Будут помогать».
На Косте был черный парик «а ля батька Махно» и ловко приклеенная седая клиновидная бородка. Открыл дверь, громко спросил:
— Николай Иванович был?
— Какой Николай Иванович? — заскрипела старуха.
Костя деловито оглядел комнату, стараясь запомнить расстановку мебели, — в углу у двери старинный, с резной отделкой шкаф. «Здесь. Всё здесь».
Старуха — не на что смотреть. Будь у нее палка или метла — готовая ведьма. «Раскольников бы ее топориком — хрясь! И дело с концом», — пришла в голову шальная, игривая мысль.
— Вы слышите, гражданин, — какой Николай Иванович?
Костя по-хозяйски продолжал осматривать комнату, подошел к окну и окинул взглядом окна третьего этажа дома, стоявшего рядом. Оттуда можно наблюдать за старухой. И хотя здесь висят шторы, но днем они, похоже, раздвинуты. Осмотрел потолок.
— Лепка отвалилась, придется ремонтировать.
— Не надо ничего ремонтировать!
— А это вы… Николаю Ивановичу скажете. Стены не вызывали подозрений: очевидно, ход в сейф или в нишу из шкафа идет.
И — ни здравствуй, ни прощай, — даже не взглянув на колченогую ведьму, вышел из комнаты. Походка у него была старческая: он сутулился и смешно, по-чаплински, двигал ногами.
Считал шаги, — сколько их по коридору и до поворота направо, а здесь спуск по лестнице, постовой, — тоже наш человек, и этого видел в новой, центральной милиции. «Хорошо, — отметил про себя Костя. — Старрок все предусмотрел».
