Сон не приходил долго. Думал о том, кто и как мог организовать за ним слежку, — уж не Старрок ли? Одно было ясно, — и это утешало, — никому не нужна его жизнь, а нужно золото, на опасную, рискованную охоту за которым он устремился.
Заснул он под утро и проспал до двенадцати часов. Пришел к Анне, она писала и была так сосредоточена на своих думах, что не заметила Костю. Он стоял и любовался молодой «Жорж Санд». И думал: «А что, может, она и поталантливее будет, чем Жорж Санд, мадам де Сталь, Агата Кристи? Почему бы и нет!» И стоял у двери, и смотрел, как рука ее, пухлая, словно у младенца, летает над листом и как строчки нижутся одна к другой.
— Не помешаю?
Ответила не сразу.
— Помешали, но все равно, — рада вас видеть.
Отклонилась на спинку кресла, приветливо улыбнулась.
— Поди, рано встала?
— Да, в пятом часу. До семи писала, потом ездила на автомобиле. Машина — прелесть, это такая радость, такая радость!
У Кости сердце зашлось: не предупредил, не остерег, — могли бы кавказцы напасть. Почему-то думалось, что мафия, учинившая за ним слежку, — кавказская.
— Тебя никто не останавливал?
— Нет, кому я нужна? Да и езжу по углам медвежьим, петляю по лесу, словно лисица.
— Совет тебе дам один: научись разгадывать, нет ли за тобой хвоста. На такую машину подонки разные зарятся.
— Буду осторожна.
Задумалась. Смотрела в открытую дверь балкона. Знать, опасная работа у Кости, коль предупреждает. Болело за него сердце, лезли в душу дурные предчувствия. И он, видимо, понял ход ее тайных мыслей.
— О чем думаешь, Анюта? Не обо мне ль кручина?
Повернулась дева в его сторону, смотрит на Костю. И такой теплый, лучистый свет льется из ее больших серо-синих, как донская вода, глаз! Так она по-домашнему хороша в накинутой на плечи вязаной кофте, такая свежесть от пухлых губ, румяного лица, от всей ее девичьей, туго сбитой фигуры. Костя смотрел на нее и боялся, что все тайные мысли она разгадает, что поймет: он любит ее, как не любил никого на свете, что с того дня, как он ее увидел, вся его жизнь наполнилась одним единственным желанием видеть ее, слышать ее голос и что нет для него выше счастья, чем сознавать: она рядом, он может с ней общаться, говорить, смотреть в ее ясные и такие завораживающие глаза.
— Уехать тебе надо, Аннушка, — проговорил тихо, и тревога электрическим током пронзила ее сердце.
— Куда?
— Домой. На время, пока я не позову.
— Нет! — сказала она твердо. — Я не поеду. Останусь с вами. И буду помогать. Вы только укажите, что мне делать.
