Ей было неловко, совестно за недавние свои подозрения: она так легко поверила соседке и не пыталась защищать Тариэла, — сразу же поддалась на клевету, как будто ждала такого сообщения, и обрадовалась, полетела на рынок, в университет. Все было глупо, гадко, и Тариэл вдруг вырос в ее глазах, поднялся над нею, над ее мелочностью, суетой, злорадством.
Но вот что она заметила в себе, в своих тайных мыслях о Тариэле: она по-прежнему была к нему холодна, равнодушна, ей не хотелось полной реабилитации его, она не искала в нем высоты, благородства, как-то категорично отказывала ему в любви и даже в простом человеческом уважении. Тень рынка, его земляков, летала над ним и лишала его привлекательности. Не мог он быть для нее ни красивым душой, ни смелым и честным, — он был для нее коварным, мелким, низким, и, несмотря ни на что, она видела в нем торговца.
Дмитрий Владимирович Воронин, с которым она прожила двенадцать лет, оставил заметный след в медицине. Он был терапевтом, но в тридцать лет стал осваивать хирургию и уже через пять лет оперировал на грудной клетке, внедрил в практику новые приемы при устранении незаращения межпредсердной перегородки. На него теперь ссылаются все медицинские учебники, печатают его портреты. Амалия хорошо знала все, чем занимался ее муж, и в беседах на медицинские темы рассказывала о лечении так хорошо, будто она сама придумывала и внедряла новые приемы, проводила уникальные операции. Высота интересов мужа, его дел окрыляла ее жизнь, она привыкла ко всему значительному, благородному, и вдруг — этот… соискатель кандидатской, которому в драке пробивают голову. Философ, не умеющий по-русски связать двух слов.
Так она думала о Тариэле, думала, забыв о его «коктейле для тети Клавы». Когда же вспомнила и об этом, в ней с новой силой вздыбилась волна ненависти к Тариэлу, и она мучительно искала способа разойтись с ним без ущерба для нее самой и для всего, что ей было дорого.
Вечером смотрела телевизор, диктор рассказал, что на Невском проспекте, на углу Гостиного двора, произошла жестокая стычка двух мафий — грузинской и азербайджанской. «Азики», — так называли азербайджанцев, — налетели на группу грузин, «прошлись» по ним железными прутьями и исчезли на трех «мерседесах». Полагают, что бой идет за монополию в торговле товарами гуманитарной помощи. «Азики» теснят грузин.
«Синяк над ухом… Не там ли задели Тариэла?» — подумала Амалия. И внезапное чувство радости ворохнулось под сердцем. «И поделом ему, поделом…»
