В вестибюле санатория меня встретил Бидзина, полный, с нездоровым цветом лица мужчина, с которым я встречался в кабинете редактора журнала «Трезвость и культура» — там меня уговорили взяться за перевод повести «Бурдюк». Бидзина не скрывал, что повесть автобиографическая, он писал о себе, о том, как он допился до степени глубокого алкоголика, попал в больницу и там при помощи врачей выбирался из своего ужасного состояния. Повесть по причине пронзительной правдивости была интересной и поучительной для таких же бедолаг, каким был главный её герой. Я взялся её переводить, и журнал уже начал её печатание. Для Бидзины это было большим счастьем: он впервые выходил на русского читателя, и это уже давало ему всесоюзную известность.
Директор санатория тоже был грузин и, как я понял, дружески относился к писателю. Показывая на Бидзину, он сказал:
— Его друзья — мои друзья. Вот вам ключи от комнаты, располагайтесь и будьте как дома.
Вечером мы с Бидзиной гуляли по берегу моря и зашли в домик, где он отдыхал со своими друзьями. Тут на втором этаже в большой комнате две официантки накрывали стол. Из других комнат, — а их было пять или шесть, — выходили молодые грузины, Бидзина мне их представлял, и скоро образовался шумный весёлый кружок, в который как-то незаметно втянулся и я, и вот уже сидел с ними за столом, разделял трапезу. Однако еда тут была далеко не монастырской — с наличием вина, коньяка и русской водки. Я с ужасом подумал, что вот сейчас и мой Бидзина снова будет пить, как он пил прежде, но, к счастью, этого не случилось. Бидзина не пил, да ему и не предлагали. К своему удовольствию, я заметил, что грузины больше пили вино, а коньяк и водку пили немногие, да и то малыми дозами.
Возле меня сидел пожилой грузин, сказавший мне:
— Не имел чести вас встречать, но роман ваш «Подземный меридиан» читал и с двумя статьями Феликса Кузнецова о романе также знаком. Я профессор, преподаю русскую литературу в Тбилисском университете.
Профессора звали Вано Заримба. Для меня он оказался большим подарком. В последующие дни я видел, что Бидзина был всё время занят, а мой тёзка Вано всегда был рад составить мне компанию, интересно рассказывал обо всём, что нас тут окружало, а со временем становился всё откровеннее и заходил в такие деликатные уголки, которые, казалось бы, выходили за рамки мужских откровений. Бидзину он не щадил и выказывал к нему явную непочтительность. Горячо меня убеждал в неискренности этого человека и даже в его тайных замыслах.
