Авторы, подобно сыновьям лейтенанта Шмидта из Ильфа и Петрова, поделили сферы влияния на секретариат. Луконину достались самые сорвиголовы.
— Так бы и сказал. А то сидишь, рассуждаешь как большой, о Рильке и о Фолкнере, а на уме трехрублевка на пол-литра. На, иди, но пей не в ЦДЛ, здесь и без тебя хватает удальцов…»[30]Высокий процент обращений в Союз писателей по материальным вопросам, как мы сможем увидеть в дальнейшем, — не от хорошей жизни. И не от нее идут послевоенные просьбы улучшить питание и помочь с промтоварным снабжением (чаще — предметами первой необходимости). И конечно же, самая стабильная и злободневная проблема — жилищная.
Еще одна, почти случайная запись из подобных многочисленных сюжетов, запечатленных в дневнике дежурств Правления ССП. Некий Гольдберг пришел к Н. Погодину 20 августа 1940 года с просьбой принять его в ССП: «Поэтическая секция единогласно рекомендует его в союз. Не знаю, помогут ли ему в последнем… У него парализован сын, после того как попал под трамвай… Нужны средства. А их нет…»[31]
Многие писатели видели в ССП некую палочку-выручалочку, иногда — на все случаи жизни, часто — на всю жизнь. Власть тоже поддерживала подобные стремления, главным образом тем, что активно превозносила роль и особое значение «инженеров человеческих душ» в жизни общества. Но реальная практика была далека от риторики, а достойные доходы, льготы и привилегии — не для всех.
В литературных кругах сложилось вполне устойчивое и не безосновательное мнение, что писатели лучше пишут, чем выступают с трибуны. Наша книга не ставит целью исследование глубинных идейных и художественных проблем советской литературы, хода их обсуждения на I Всесоюзном съезде советских писателей, который состоялся в Москве в августе 1934 года. Может, не тот тон задали докладчики, может, пионерские приветствия выглядели значительно бледнее былых рапповских речовок с зажигательными политическими доносами — увы, к этому времени канули в Лету неистовые ревнители пролетарской литературы со всей их революционно-классовой атрибутикой. Как бы там ни было — съезд оказался откровенно скучным.
Насколько искренним был душевный подъем депутатов, определить не трудно, ознакомившись со спец-сообщением секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР. М. Пришвин отмечал «скуку невыносимую», П. Романов — «отменную скуку и бюрократизм», П. Росков окрестил съезд «сонным царством», И. Бабель — «литературной панихидой»
