Юлька болтала безумолку: она подбадривала себя и храбрилась.
— Просидела под партой? Что тут особенного? — грустно ответил Саша.
Он думал о маме. Она через стену слышит, должно быть, какой оживленный здесь идет разговор. Пусть бы Юлька проговорила до ночи. Что ей стоит? Неожиданно Саша сказал:
— А у меня есть одна очень важная, трудная цель.
В это время как раз вошла мама.
Саша сдался тотчас и, покраснев, смешал на доске фигуры. А Юлька на время утратила дар красноречия и в испуге смотрела на Сашину маму.
Однако она тут же справилась со своим замешательством.
— Здравствуйте! Саша неважный игрок, но не всем же быть шахматистами… Ах, Костя!..
Едва вошла Сашина мама. Костя вдруг поглупел. Его хватило лишь на одни «гениальный» ход, затем слон повел себя бездарно до крайности. Он полез напролом, как будто главной его задачей было свалить своего короля в яму.
— Мог бы еще продержаться немного! — шепнула Юлька с досадой. — Никакого самообладания. Мат!
Теперь оставалось одно: усыплять подозрения Сашиной мамы.
— Какая. Саша, у тебя важная и трудная цель? — спросила мама, опустившись на стул и чуть откидывая голову.
Сашина мама устала. Это можно было понять по лицу, осунувшемуся, с подчеркнутыми густой тенью глазами.
— Я — сказал Саша неестественным голосом, — нас будут завтра обсуждать на общем собрании.
У него было такое лицо, с каким, должно быть, человек бросается в омут.
И он бухнул бы все напрямик. Юлька кинулась спасать положение:
— Они с Костей невыносимо волнуются. У них строгий секретарь комитета, но вам ведь тоже страшно делать завтра доклад?
— Да, страшновато. Очень, если правду сказать.
Она улыбнулась, разглядывая темноглазую девочку, у которой был отчаянно смелый и решительный вид.
— А в комсомол я вступала двадцать лет тому назад, — сказала Сашина мать.
— Двадцать лет!
Она прищурила серые теплые глаза, словно всматривалась в давнее.
— Помню этот день, как вчера. Каждую черточку в нем. Каждый звук. Все свои мысли. В этот день с утра валил снег. Я шла в школу и думала: начинается новая жизнь! И действительно… Счастье, что юность моя прошла с комсомолом!
Она замолчала и медленным жестом поправила узел волос, сползавший на шею. Выражение светлой, глубокой задумчивости легло на лицо, и она стала той единственной, ни на кого не похожей, особенной. Сашиной мамой, которой он восхищался, гордился, любил, хотел уберечь от всех бед, но свои утаить от нее не умел.
— Что с тобой, Саша? — спросила она второй уже раз за сегодняшний день.
