Ей снились сны, и один особенно запомнился и засел в памяти. Сон был странным, и ей хотелось не потерять удивительные чувства, овладевшие ею. Никогда раньше не доводилось ей видеть таких снов, которые реальнее реальности. Первое ощущение – что она ехала куда-то, и все на нее смотрели, как будто знали что-то о ней, чего не знала она сама; было неловко и тревожно. Вторым ощущением была необычная длительность поездки, казалось, что электричка, а это была именно электричка, пересекала не только реальные поля, речки и дороги, казалось, она пересекала и пространство другой жизни, а также время. Когда она отправилась в путь, вроде были первые дни мая и зелень за городом еще не вся распустилась, а она видела за окошком и лето, и осень, и зиму. Видела сожженые деревни, странно и плохо одетых людей на полустанках, где поезд не останавливался, нарядные экипажи на старинных станциях. Потом электричка пошла медленно и встала на заброшенной тупиковой ветке. И было самое настоящее мартовское утро, и она одна вышла из поезда. Никого вокруг не было, как ей показалось, даже машинистов. Она сошла с подножки прямо на опушку леса, увидела напротив протоптанную узенькую тропку, по которой и вошла в лес. Помнился скрип снега и прозрачность далей, они открылись пред ней, как только лес закончился и Анфиса оказалась на холме.
Холмы окружали впадину с замерзшим озером, справа виднелось село. Но тропинка еще не закончилась, и она продолжала свой путь в направлении села, пока не услышала голоса, а потом увидела, как из леса мужики тянут на низких санях довольно большой плоский камень. Она не скрывала своего присутствия, но они не замечали ее, занятые своей тяжелой поклажей. Крестьяне переговаривались тихо, тащили свой груз сосредоточенно, подставляя при необходимости свои бока и спины. Тут ей жутко захотелось помочь мужикам. Но сколько она ни кричала, ни махала руками, они ее не видели и не слышали. У нее было ощущение, что ее приезд был им в помощь. Действительно, когда она замечала, что камень опасно наклонился или мог нанести кому-то увечье, она очень переживала, и сани вдруг выпрямлялись. Так, с помощью ее чувств и мыслей они спустили свою поклажу с холма и потащили по ровной дороге к деревне; почти у церкви остановились и созвали народ. Подтянув сани к нужному месту, мужики свалили камень с санок на снег, чуть поодаль общего кладбища, и послали за священником. Он вскоре пришел, отслужил молебен и освятил надгробье. Народ разошелся, а Анфиса долго сидела у этого камня, понимая, что он могильный, потом положила на него голову и долго плакала горько и безнадежно, сама не зная о чем, и, плакавши, заснула.
