Генка, светя фонариком, пролезает в дальний угол подвала, вытягивает сверток, разворачивает.
— Во, гад!
В мешковине два немецких автомата, которыми полицай так и не успел воспользоваться — слишком быстро пришлось сматывать удочки.
— Ладно, — говорит старшина, — оставьте все как есть, потом опись составим и акт, чтобы все честь по чести. — Старшина, к слову сказать, был в этом отношении педантом. — А пока, Морозов, поставь человека у входа, и чтоб ни одна живая душа… Понятно? А я пойду командиру роты доложу.
Я посылаю Генку за Пушкиным. Хватит, выспался, пусть постоит.
Не знаю, что там ему наплел Леший, но только не очень-то поворотливый Пушкин прибегает на этот раз мгновенно, вытягивается, таращит заспанные глаза, уставно докладывает о прибытии.
Видишь? — показываю я Пушкину на вход в подвал. Вижу, товарищ гвардии младший сержант. Чтоб ни одна живая душа… Понятно?
— Понятно, товарищ гвардии младший сержант. — Ни туда, ни оттуда, — добавляет Генка. Пушкин согласно кивает, снимает винтовку с плеча, проверяет затвор. — А случай чего, стрелять?
— Стреляй, — подмигивает мне Генка. — Только первый предупредительный в воздух, а потом действуй по своему усмотрению.
Я не понимаю, в чем дело, но все же подтверждаю Генкины слова многозначительным кивком.
— От лопух Вася, — хватается за живот Генка, когда мы отходим от подвала на порядочное расстояние. — Кого, думаешь, он там караулит?.. Трех немецких генералов! Ага. Он дрыхнет, значит, а я ему: вставай, говорю, штаб немецкой армии захватили, в подвале, гады, отсиживались; за командиром корпуса послали, а тебя ротный на охрану ставит. Везет же тебе, говорю, Вася. Никому не доверили, только тебе. Сам ротный, говорю, сказал, что никто, кроме Пушкина, с такой задачей не справится. Ну, Вася и клюнул. А я еще маслица подливаю: за такое дело и медаль могут нацепить. Вот тебе, говорю, пара немецких гранат, сам командир роты лично передать велел, только спрячь, чтоб не на виду были. Ну, Вася, как гранаты увидел, совсем заглотил наживку.
Я оглядываюсь. Вася держит винтовку наперевес, сосредоточенно ходит около входа в подвал: три шага туда, три шага обратно. Гимнастерка на боку топорщится: гранаты, видно, туда засунул.
После ужина меня вызывают к командиру роты.
В просторной комнате целехонькой хаты склонились над картой командиры взводов. В сторонке, у входа, стоит старшина. Я докладываю о прибытии.
Скуластое лицо ротного оторвалось от карты, морщины в недоумении сбежались к переносью.
