Мать (засмеялась). Я тренировалась, Верочка, к твоему приходу.
Они возвращаются в комнату матери, собирают огурцы, вновь раскладывают на лицах и лежат на тахте и молчат. В это время звонок в его квартире. Он открывает дверь. На пороге Она. Он протягивает ей кофту.
Она. Все всегда забываю. (Молча проходит на кухню, шум воды.)
Подруга (вдруг). Но вообще-то… я… наверное, достану билеты… на этот вечер «после тридцати»… Я развила с утра деятельность… Естественно, у меня оказалась пациентка… Конечно, мне рядом с твоею красотою…
Мать (тихо). Да ты что…
Подруга хочет прервать ее.
Тт-тс… помолчи немножко… а то мы, кажется, перезвенели. (Идет в ее комнату, включает магнитофон.) Расслабь лицевые мускулы… Ах, как хорошо… Который час, кстати?
Подруга. Еще рано. Одиннадцать.
Она (возвращаясь с кухни). Который час?
Он. Одиннадцать.
Она стоит и что-то высчитывает молча, шевеля губами.
Как ваш в розовых джинсах?
Она. Я все понимаю по дороге. У меня даже есть теория на этот счет: когда движешься — становишься машиной и, наверное, тогда-то и включается подсознание. Недаром — машинально от слова «машина»… Пока я шла домой, я установила, что оставила у вас кофту и что… как ни странно, нигде больше не было объявления о «певице». Оно висело только у моего дома. Поэтому, когда я увидела этого, в розовых джинсах, я совсем не удивилась: он оказался тем самым типом… который уже месяц торчит против моего окна, когда наступают сумерки.
Он (усмехнулся). Значит: все-таки…
Она. Пришлось побыстрее уносить ноги. А то у меня беда: если я нравлюсь человеку, а он мне понятен, я его начинаю доводить. А это не все терпят. (И вдруг быстро направилась к окну.)
Он. Что?
Она. Так… удостовериться… кое в чем… Сколько сейчас?
Он. Четверть.
Она. Ну, прощайте.
Мать (Подруге). Я начинаю волноваться.
Подруга. Да ну тебя, кто возвращается в это время?
Он. Прощайте.
Она. Прощайте… (Медленно идет к двери.) Черт! Ах черт! (Вдруг беспомощно садится и начинает лихорадочно стучать зубами.) Только вы не бойтесь. (Ее бьет озноб.) Это пройдет… Мне нужен горячий чай! (Кричит.) Мне холодно!
Он (в панике). Что вы! Чтобы! (Срывает с кровати брезент и начинает укутывать ее.)
Она (требовательно). Мне холодно! Мне холодно! Мне холодно!
Он. Сейчас… Сейчас…
Нелепо кутает ее в брезент.
Она (сидит, стуча зубами, закутанная в брезент). Я южный человек… Я не могу без солнца! (Дрожь постепенно затихает.)
Он. Получше?
Она (кивнула, усмехнулась). Слушайте, а вы не испугались! Здорово! Вы совсем не испугались. Обычно все они боятся больных. Притом даже не то чтобы заразиться боятся, просто больной им неприятен. А вы… вы первый, не испугавшийся моей странной лихорадки… Потрясающе! Знаете, у меня есть мальчик знакомый… и он, вместе с моей подругой Эрикой, навещал в больнице еще одну нашу общую подругу. Она лежала в психиатрической клинике. И мальчик ее полюбил. Потом девочка выздоровела — и люди расписались. Вы не представляете, что устроили они… И не потому, что они ее не знали или она им не нравилась. Нет, потому, что девочка лежала в нервной клинике! Я часто задаю себе вопрос: откуда такое отвращение к страданию?
