— Они нас капут расстрел или виселиц? — вдруг спрашивает немец вполголоса по-русски.
— Не знаю. В таких случаях со смертниками не советуются, — ответил по-немецки Калачников.
— Лучше пусть пристрелят: так легче и почетнее, — сказал, на этот раз по-немецки, солдат.
— Коха повесили, — произнес сочувственным тоном Петр Петрович, чтобы войти собеседнику в доверие.
Солдат хмуро выпалил:
— Вас они повесят. Меня расстреляют.
— Это почему же? — Петр Петрович удивленно посмотрел на немца.
— Вы по собственной воле пошли к нам на службу, за это они карают хуже… Ну а я — оккупант, захватчик…
— Да-а, — протянул Калачников.
Он на долгое время задумался, уставившись глазами в окно, за который бесновался злой и колючий ветер.
— А если попробовать бежать… — медленно проговорил Петр Петрович: он увидел условный знак: караульный трижды подмигнул фонариком — зеленым, красным, зеленым огоньками.
— Куда? — хромой немец быстро взглянул на Петра Петровича.
— В Шелонск, — прошептал Калачников.
— Поймают, — немец отмахнулся.
— Я знаю хороший ход…
Калачников подошел к окну, выходящему в конюшню. Когда-то отсюда наблюдал за лошадьми конюх. Сейчас окно заколочено фанерой.
— Оторвем аккуратно фанеру и — в конюшню. А она пустая. Ворота выходят к оврагу, — Калачников говорил глухим голосом заговорщика.
Солдат встал.
— Для нас нет другого выхода, — сказал он. — Можно попробовать.
…Фанера отлетела быстро, даже не скрипнув. Солдат помог вылезть в окно Петру Петровичу. Калачников почувствовал под ногами мягкое трухлявое сено, вероятно прошлогоднее. Потом спрыгнул и солдат. Они стали пробираться в противоположную от часового сторону. Дверь конюшни оказалась тоже заколоченной. Пришлось лезть через второе окошко. Тщедушная фигурка Петра Петровича проскочила быстро, а солдат застрял. Калачникову стоило больших усилий вытащить его за плечи.
Спустились в овраг, засыпанный снегом. Шли тихо, вслушивались в каждый шорох. Когда уже подходили к Шелонску, Петр Петрович оглянулся. Над Лесным поднималось огромное зарево.
— Горит, — сказал немец.
— Конец, — отозвался Калачников.
На сердце было тревожно: еще предстояли объяснения с комендантом Шелонска. Поверит ли он наспех придуманной версии о побеге?
