— В таком виде меня и родная мать не признала бы!
— Это хорошо. Если потребуется быть в районе Шелонска, в город не заходите. Не советую быть в деревнях Петровке и Ольховке: там вы проводили раскулачивание и, если вернулись кулаки, они могут узнать вас — такое запоминается надолго!.. Путилово тоже обходите: ваша свояченица, как вы знаете, очень не любит вас — трудно угадать, как она может встретить. Огнева хорошо знаете?
— Да. По Шелонску…
— Человек он культурный, авторитетный, но мягковат. Ничего, закалится!.. На первых порах встречаться с ним не нужно, он партизанит; у него свои дела, у вас — свои… Потом будет видно.
«Он все знает, — подумал Шубин. — И про меня, и про других. Откуда ему известны даже такие мелочи, как ссора со свояченицей? Значит, он проверил и все взвесил прежде, чем окончательно решил, как быть со мной».
— На какой срок, товарищ полковник?
— На полгода, не меньше.
В комнату, постучав, вошла запыхавшаяся девушка. Поправляя волосы и весело улыбаясь, она обратилась к полковнику:
— Вы меня вызывали?
— Да, Таня, вызывал. Садись, пожалуйста.
Она села на пододвинутый полковником стул. Струйка солнечного света текла сквозь тюлевую занавеску и падала на ее живое, очень подвижное лицо с родинкой-точкой в ямочке подбородка. Таня щурила глаза и улыбалась самой себе. Она чему-то радовалась, это было видно по всему.
«У нее в голове ветерок, — не осуждая, но и не приходя в восторг, думал Шубин. — А дело предстоит нелегкое, ох нелегкое!.. А может, ветерок и лучше, излишняя впечатлительность, может, и не нужна?»
— Танюша, тебе приходилось видеть живых кулаков? — спросил полковник.
Серые глаза девушки мгновенно потускнели.
— Они убили моего отца, товарищ полковник. Я была тогда еще маленькой. Я и отца-то хорошо не помню, больше куклу запомнила. Привезли мертвого отца и вынули у него из кармана куклу, у которой закрывались и открывались глаза. Как сейчас это было…
— Понятно, Танюша.
Полковник стал ходить по комнате, засунув большой палец левой руки за ремень. Он уже не смотрел ни на Шубина, ни на Таню, а куда-то вдаль, что простиралась за окном этого дома. На заборе сидела стайка скворцов, крупных и глянцевитых, наверное уже собирающихся в далекий полет. Да, птицам легче, не то что людям…
— Таня, вчера ты говорила мне, что хочешь быть разведчицей, — начал полковник, подходя к девушке. — Как ты смотришь на то, чтобы поехать вот с этим человеком. Отныне он твой отец. Кулак, освобожденный фашистами из лагеря…
