Где он сейчас, бывший беспризорник с кличкой Длиннорукий, ставший помощником, другом и сыном — Николаем Петровичем Калачниковым?
Где Огнев — секретарь райкома партии? Справедливый, понимающий человек. Это он помог получить участок земли для питомника, предлагал командировки в Козлов к Ивану Владимировичу Мичурину. Он приезжал в сад, когда садовник терпел неудачу, и разговаривал с ним так, словно Петр Петрович одержал победу. А если приходил успех, секретарь райкома поздравлял Калачникова, и всегда вовремя.
Когда доведется с вами встретиться?..
Калачникова тихо окликнула женщина. Он обернулся. Женщина испуганно махала ему рукой, платок на ее голове сбился, из-под него выглядывали неприбранные волосы. Калачников медленно пошел к калитке.
— Петр Петрович, в городе фашисты… наводят мост… — проговорила она торопливо и сбивчиво. — Идите домой, Петр Петрович, как бы беды какой не было! — умоляюще закончила женщина и побежала дальше.
Калачников еще больше ссутулился, засунул руки в карманы и побрел домой.
1
В один из августовских дней во дворе большого дома, стоявшего на отшибе деревни, толпились люди. Наиболее хозяйственные чинили крестьянские поршни[1], здесь же наващивая дратву и тонким гвоздем прокалывая отверстия в коже. Кое-кто пристроился у забора и брился, опуская кусок мыла в лужицу с прозрачной водой и потом взбивая этим куском холодноватую пену на щеках. Весельчак из категории вечных оптимистов сидел на поломанной скамейке и тренькал на балалайке «Катюшу». Недалеко от него, прижавшись к забору, стояла девушка, которой можно было дать восемнадцать-девятнадцать лет. Она была светловолосая, с выгоревшими бровями, с веселыми серыми глазами. В ямочке ее аккуратного подбородка точкой прилепилась темная родинка, прямой, чуть вздернутый нос красиво сидел между румяных, по-детски припухших щек. Одета она в выгоревшее ситцевое платье, на плечи наброшен тоже выгоревший мужской пиджак. Девушка иронически посматривала на балалаечника; иногда она протестующе махала рукой, это случалось тогда, когда балалаечник фальшивил.
Двор со всех сторон окружали густые высокие ели. А в доме молодой черноусый полковник, прибывший накануне вечером из штаба фронта, вел длинные разговоры. Он вызывал к себе людей по одному и спрашивал, спрашивал. Его интересовало абсолютно все. Если собеседник говорил, что видел зенитную батарею на позициях, полковник тут же подводил его к карте и просил точно указать, где находится эта батарея. Потом он расспрашивал, какого калибра орудие, сколько человек его обслуживает, и, если ему не удавалось получить ответ на один из вопросов, он с сожалением качал головой и говорил: «А жаль, это очень важные сведения». Если бы с ним рядом сидел посторонний, невоенный человек, он, вероятно, так и не понял бы: а что же для полковника не важно? Полковник расспрашивал, где немцы построили мосты или паромы, в каких деревнях обосновались их гарнизоны, каким бензином заправлены автомашины, подвозит ли противник в тылы валенки, лыжи, теплое белье, где солдаты моются и смотрят кино. Каждый ответ он записывал до мельчайших подробностей.
