В конце концов, чтобы избежать погромов в будущем, Григорий признался в том, что старик помогает ему управляться с кухней, а сам новоиспеченный бармен лишь присматривает за Гриссо, ведь чем дальше, тем немощнее становился старик. «Ну, так бы сразу и сказал,» — вздохнул сержант Зеу и пошел в бар к Волкову за снадобьем против бессонницы. С тех пор дела Григория пошли в гору. Он, конечно, сверхбогатства не заработал, но уверенно держался на плаву. И все же, он по-прежнему больше всего на свете мечтал вернуть себе свою «Мезень».
— Что будешь пить? — спросил Гриша, как только я подошел к стойке.
Я осмотрел бар. В зале не было шумных компаний, все больше одинокие бездельники. Свободных столиков оставалось немного, по-моему, два. Я указал на тот, что был подальше от барной стойки, и сказал:
— Я сяду туда.
— Что тебе принести? — повторил свой вопрос Гриша.
— Дай мне какое-нибудь зелье от похмелья. И от всяких тяжелых мыслей.
— От похмелья одно, — улыбнулся Волков. — от грустных мыслей совсем другое. Нести оба?
— Да, пожалуй.
Он принес два стакана в подстаканниках. В одном была коричневая жидкость, в которой плавали то ли стебельки травы, то ли лапки неведомых мне насекомых. В другом плескалась прозрачная зеленоватая субстанция. Над обоими стаканами поднимался пар. Такое же прозрачно-изумрудное зелье черная официантка поднесла и Григорию.
— У тебя тоже болит голова с похмелья? — спросил я его.
— Нет, тоже одолевают грустные мысли, — улыбнулся Гриша. — А ты начинай с йагге.
Очевидно, он имел в виду коричневую жидкость. Я сделал глоток и нашел ее довольно приятной на вкус, с учетом того, что вид коричневого раствора травы или насекомых не внушал доверия. Алкоголя в йагге не было ни грамма, но при этом весь мой организм с первого же глотка, как говорят бывалые похмельщики, начало «попускать». Мышцы расслабились, а боль, сковавшая мои виски, растворялась, как аспирин в стакане, и, наконец, исчезла без остатка. Мне показалось даже, что лампы под потолком начали светить ярче, невзирая на черные точки грязи и паутину. А еще исчезло болезненное ощущение тяжести разговора с собеседником, когда каждое услышанное слово бьет молотом своих ударений куда-то в самый центр центральной нервной системы.
— Сработало? — спросил Волков, как только я прикончил стакан.
— Так точно.
— Добавки не желаешь?
Я замотал головой:
— Мне бы настроение теперь поднять, да боюсь попасть в штопор запоя.
— Это безалкогольное, — и Гриша пододвинул ко мне второй стакан. — Но все же чокнемся, — он приподнял свой.
