Откуда она могла это знать – то, что никто так и не смог доказать,- почему что-то одно лучше другого?
Она наверняка раньше особенно не размышляла об этом. Если уж на то пошло, то мне кажется, я думал больше, чем она. Чем больше страх, тем больше задумываешься. И однако она оказалась ближе к правде, чем кто-либо другой.
Вероятно, обычно не думаешь о том, что ближе всего к истине, к этому нельзя прийти сознательным усилием, это просто чувствуешь. А чувствовать ведь можно, даже если тебе всего шестнадцать лет.
Пока она говорила о его рисунках, он встал.
– Я знал, что это заговор,- сказал он.
Я снова усадил его на стул.
– Нам надо возвращаться,- сказал я.- Мы ушли в туалет.
Он меня не слышал.
– А ты, сестренка,- спросил он.- А ты-то где во всем этом?
Я знал, что он имеет в виду: она из хорошей семьи, и у нее не может быть проблем, так зачем ей все это – вот что он имел в виду.
И все-таки она его поняла. Что ей надо что-то предложить ему взамен, если она хочет привлечь его на свою сторону.
– Страшно, когда люди вешаются,- сказала она,- что они доходят до такого, но ведь не должно же так быть.
Она говорила так, как будто мы понимали, о чем идет речь, и как будто Август знал все о ее матери. Она рассказывала, что вообще-то ее отец все время казался тихим и спокойным, после смерти матери он как будто стал ненавидеть дневной свет, если можно так сказать. Часто он вообще не вставал, а когда вставал, то просто сидел в ожидании, что день закончится. Он мог подолгу сидеть, глядя на часы. Как будто пытался заставить секунды идти быстрее. В конце концов он отправился на их старый хутор в Швеции, куда они ездили каждое лето, и там повесился – в гостиной.
– В дверном проеме,- сказала она,- совсем не обязательно должно быть высоко, чтобы можно было повеситься: он обвязал себе шею веревкой, а потом сел, а к веревке привязал груз, и она затянулась, остановив кровообращение, так что он потерял сознание и всем своим весом потянул ее – и тогда умер.
– Когда такое происходит,- сказала она,- и остаешься с этим, то необходимо что-то сделать.
– А почему ты все время говоришь о лаборатории? – спросил Август.
Она начала петь. Всего лишь несколько строчек из псалма – можно было подумать, что она сошла с ума,- эти стихи я хорошо знал, мы часто пели их по утрам, однако сейчас они звучали совсем по-другому.
Мое сердце всегда пребывает у колыбели Иисуса,
Именно там собираются мои мысли в целое.
Она пела в хоре, и все же было невероятно, что теперь звучит один ее голос.
