— Да ничего хорошего в этой колбасе нет, — донеслась до моих ушей чрезвычайно поразившая меня фраза одной из экзаменовавших нашу группу. — Я вот купила её килограмм, а она уже через день осклизла. Есть противно.
— А куда ж ты целый килограмм — то набрала? — поинтересовался другой голос.
— А я меньше не укладываюсь, — объясняла возмущавшаяся качеством колбасы.
— Надо брать меньше, а то скоро в сидение не влезешь.
— Я влезу! — уверяла первая. — А колбасу я люблю. Без неё жить не могу.
Дальше следовал довольно-таки подзатянувшийся разговор о колбасе. Всякой. И склизкой и свежей, и сырокопчёной и варёнокопчёной, и где её следует покупать и где «не дурят» и «не подсовывают залежавшуюся», и из каких компонентов её делают сейчас и так далее. Данный предмет (колбаса мать её) даже стала предметом жаркого спора. Любителей оказалось слишком уж много. И только лишь после долгого обсуждения на повышенных тонах (с перекрикиванием оппонента) все без исключения присутствующие члены комиссии по трамвайному вождению сошлись на том, что нынешняя колбаса и в подмётки не годиться былой. Советской колбасе. И советским сосискам. И советской селёдке. И советским свиным рёбрышкам (фу какая гадость), и советским… ладно хорош. А то меня уже самого тошнит от перечисления. Однако всё это мне пришлось выслушать. На полном серьёзе. Я не гоню. Так и было. А между тем я нёсся на вагоне всё быстрее и быстрее. Членов комиссии не отвлекли от обсуждения колбасы даже пару «съеденных» мною изоляторов — почти неизбежная вещь при следовании по неизвестному маршруту. За всем сразу не уследишь. Так называется на языке трамвайшиков проезд с включёнными тяговыми двигателями под изолятором. Это такая штука около метра в длину являющаяся частью контактной сети, если кто забыл. При этом вылетают искры, и вагон немного дёргает. Безусловная ошибка, хотя и не криминальная. Но сторонникам колбасы было не до таких прозаических тем. А между тем рельсы передо мной вели куда-то вниз. Я двигался, не снижая скорости. Справа — я хорошо помню — располагался рынок. Очень близко к рельсам. Однако между рельсами и рынком имелась дорога, по которой ехали машины в том же направлении что и ведомый мною трамвай. Дальше я помню довольно-таки странную картину: несколько представителей нерусской национальности кидают лопатами снег и сгребают его в кучу прямо на трамвайные пути, перед моим вагоном. Это происходит внизу метрах в ста от той точки, где находится наш трамвай. И этот сугроб тянется на все эти сто метров. Видимо, снег они кидали уже порядочно по времени. Я скорости не сбавляю. Зачем? И еду уже по глубоким сугробам, услужливо набросанным солнцелюбивыми носорогами. Машины вынуждены потихоньку объезжать все созданные рыночными гуру препятствия, и периодически выезжать на трамвайную линию. Тут же справа со мной ровняется огромный «Камаз», и несётся вниз с той же скоростью, что и я. Он несётся, я несусь. Он бибикает. Типа уступи. Дорога впереди сужается и обоим не проехать. К тому же сугробы, иносранцы с лопатами разными. Я еду. «Камаз» едет. Мы сближаемся. Он бибикает снова. Мол, дай проехать. Да кто ты такой? Хрен с горы? Вот хрен я тебе и уступлю. Так думаю я. В тот же миг прямо передо мной на рельсы выскакивает объезжавшая сугробы «девятка». И ладно бы по газам дала. Так нет. Едет медленнее, чем я. А я скорость по-прежнему не сбавляю. Зачем? Я на трамвае, еду по своей линии. С какой стати я должен кому-то уступать и с кем-то считаться? Дальше ситуация развивается вполне предсказуемо. «Камаз» сближается с нашим вагоном почти вплотную и сзади поднимается гул. Гудят мои напуганные одногрупники. «Камаз» продолжает сигналить — и теперь видно: даже остановиться у него уже не получиться. Справа от него бетонный забор, впереди совсем сузившаяся дорога, а слева раскочегаренный учебный вагон. Куда деваться? Да и положение с «девяткой» не оптимистичнее. Ещё метров пятнадцать и я догоню её и всыплю по первое число. Насажу на отбойный брус. И вся данная ситуация развивается куда быстрее чем я описываю. Между тем гул с задних сидений передаётся членам комиссии. Напуганные перспективой близкого знакомства с грузовиком и легковушкой они выходят из колбасного анабиоза, и наконец-то приступают к своим прямым обязанностям.
