Но в ту пору о которой я глаголю, двадцать третий ещё не был столь жестоко кастрирован, и ездил себе потихоньку, никому не мешая… простите, оговорился! — правильнее будет уточнить — кое-кому в кепке мешая. Однако разворотный круг лежал во всём своём великолепии. Мимо него наш учебный вагон и проследовал, искренне желая пропустить все линейные трамваи. Но в тот момент, ни одного вагона нам не встретилось. Повинуясь строгим окрикам Морозовой, Фролов осторожно проехал две стрелки — одну попутную, вторую встречную, и, повернув налево, направил вагон вверх — на Ваганьковский мост.
— Вот-вот, давай, — командовала она со своего капитанского мостика. — Вот здесь выжимай педаль до конца. Мы же в гору едем. Давай-давай… дави…
Трамвай шёл в гору легко и без натуги. На середине моста нам встретился вагон двадцать третьего маршрута. Когда мы поравнялись женщина, сидящая в кабине, сделала выразительный жест Морозовой: приложила указательный палец правой руки к запястью левой. Означенный жест вызвал явное неудовольствие нашей командирши.
— Что ей надо? — громко справилась Лисовенко также как прочие заприметившая данный жест и уловившая изменение происшедшее в настроении у Морозовой.
— Да показывает что опаздывает, — с досадой произнесла наставница. — А я что могу поделать? Не выезжать на линию что ли? Совсем обалдели!
— Она боиться что мы будем медленно ехать?
— Конечно! Думает — мы её затянем! Сейчас крутанётся… наверное ей на Шмитовский не надо… иначе бы ничего не показывала. Уехала бы себе…
— А разве ей не надо на Шмитовский? — переспросила Лисовенко.
— Видимо нет.
— А почему?
— Ну, может, простояли где-нибудь, и диспетчер «обрезал» до круга ваганьковского. Чтобы в расписание встала. Какая разница? Самое главное в другом: вот она сейчас развернётся и врубит форсаж. И будет у нас на хвосте висеть — фарить и звонить. Типа мы ей мешаем работать. Да и вообще, от нас сейчас все будут шарахаться как от прокажённых. И водители на машинах, и водители на трамваях.
— Почему? — спросил возмущённый толстогубый Ребров.
— А потому, — махнула рукой Морозова. — Машины нас бояться из-за нашей неумелой езды, и того что можно с нами столкнуться. А водители трамваев вообще терпеть не могут всяких каракатиц на линии. Они же идут по расписанию. Вы ещё не знаете что это такое. Но… скоро узнаете.
Собственно Морозова оказалась права. Уже у стадиона Юных пионеров двадцать третий настиг нас, и начал звонить.
— Ладно, — проговорила наша командующая, — давайте-ка от неё оторвёмся, а то она скандалить начнёт.
