- А почему вы скрыли это?
- Просто так.
Катя тихо рассмеялась:
- Вы знаете, чего избежали?
Переверзенцев молчал.
- Подозрения в убийстве.
Театральный критик с немым вопросом в глазах посмотрел на Катю.
- Да-да, - подтвердила она, - в тот вечер в партере "Саломеи" убили человека. И то, что вы скрыли свое внезапное появление в театре, бросало на вас серьезное подозрение. И еще ваш берет, - не удержалась Катя.
Максим Алексеевич взял ее за локоть:
- Давайте отойдем к окну.
Катя отодвинула портьеру и вскрикнула. Какой-то человек в длинном черном одеянии спал, привалившись к окну. Рот у него был полуоткрыт.
- Это один из рабочих, - успокоил ее Переверзенцев, - он тут постоянно спит.
- А почему он так странно одет?
- Концептуальный изыск директора, - обронил критик и загадочно улыбнулся. - Понимаете, - неожиданно робко проговорил он, - я надеюсь, что все это останется между нами...
В ответ Катя слегка коснулась его руки.
Он почесал в затылке.
- Ну, в общем, мне нравилась Элла, нет-нет, не подумайте чего-то такого, - запнулся Переверзенцев.
Катя старалась не смотреть на него, видя, как постепенно густой румянец заливает щеки почтенного критика.
- ...Мы давние знакомые, мне она доверяла... ну, когда я увидел, что она уехала, я взял такси и помчался туда... обогнал ее. Возможно, меня кто-нибудь и видел в театре.
Катя щелкнула задвижкой, и окно медленно приоткрылось, гул улицы ворвался в сонный холл.
- А берет, - высоким голосом протянул Переверзенцев, - да, я украл его. Я еще мальчишкой мечтал о таком берете, я рос в детдоме, и над моей кроватью висела репродукция картины. Я верну.
- А... что было потом, когда вы приехали в театр к концу спектакля?
- Ничего, я услышал крики, голоса, подумал, что обнаружили кражу, и смотался.
Около двухэтажного особняка напротив взревела сигнализация. Катя перегнулась через подоконник.
- "Вольво", - грустно сказал критик, - опять эта "вольво", все время ревет по ошибке, что-то барахлит в ней.
- Спасибо вам, до свидания.
- Всего хорошего.
Катя распрощалась с Переверзенцевым и еще минуту-другую постояла около раскрытого окна.
Монотонное шуршание шин об асфальт сменялось убаюкивающим гомоном людского потока. Где-то взорвалась долетевшая до Кати волна смеха. "Милая, суматошная Москва", - вздохнула она и направилась к выходу.
* * *
Через два дня все сидели на террасе Катиного дома и пили красное бургундское вино из запасников театра "Саломея".
