— Я не хотел ничего дурного. Я просто хотел…
— Заработать немного денег? Или — отомстить?
Алексей ничего не ответил. Улыбка испарилась с губ Черного человека. Его лицо стало властным и жестким.
— Если вы хотите, чтобы ваша мать осталась цела и невредима, — жестко произнес он, — вы будете делать все, что я скажу. Если вы попробуете кричать и паниковать, я сделаю так, что вашей маме не поздоровится. Вы меня поняли?
— Да, — промямлил Алексей.
— Отлично. Тогда вставайте и пошли за мной.
Алексей поднял взгляд и испуганно посмотрел на своего собеседника.
— Куда? — хрипло прошептал он.
— Куда я скажу. — Черный человек поднялся со скамейки и властно приказал: — Встать!
Алексей встал со скамейки и поплелся за убийцей.
— Не плетитесь сзади. Идите рядом… Вот так. И не делайте такое лицо. Иначе вас примут за ходячий труп.
Они обошли Большой театр и подошли к белой «девятке», припаркованной на стоянке у магазина. Убийца открыл заднюю дверцу и приказал:
— Залазь!
Алексей забрался на заднее сиденье. Черный человек сел за руль.
Лицо Сычева было по-воловьи тупым и упрямым. Он хмуро посмотрел на Турецкого и твердо произнес:
— Все равно не скажу. Менту — не скажу.
Александр Борисович крякнул от досады:
— Да пойми ты, дурья башка, мальчишке угрожает опасность! Убьют его, понимаешь? Так же, как Шаповалова!
Сычев хрипло вздохнул и, тряхнув бычьей головой, коротко проговорил:
— Не могу.
— Не можешь, значит? — с непонятной кривой усмешкой переспросил Турецкий. Затем поднялся со стула и взял с верстака кувалду.
Сыч недоуменно следил за его действиями. Турецкий подошел к раритетному «мерседесу», над которым Сыч колдовал полтора года, чтоб привести его в божеский вид, и, коротко замахнувшись, ударил кувалдой по раритетной фаре. Фара разлетелась вдребезги. Сыч вздрогнул и приподнялся с места. Лицо его стало бледным, как полотно.
— Не имеете права… — произнес он дрогнувшим голосом.
— А ты подай на меня в суд, — с сарказмом сказал ему Турецкий. Затем снова размахнулся. На этот раз удар прогрохотал по крышке капота. На капоте образовалась глубокая, неровная вмятина.
— Что ж ты делаешь, гад? — болезненно, почти плаксиво выговорил Сычев. — Я ж на нее столько трудов положил.
Турецкий снова поднял кувалду, нацелившись на вторую фару.
— Ладно! — выдохнул Сычев. — Черт с тобой! Скажу. Леха его зовут. Леха Антихович! Где живет — не знаю.
Турецкий отбросил кувалду в сторону.
— Ну смотри, Сычев. Если врешь — вернусь и мокрого места от твоего железа не оставлю. Клянусь. И гараж конфискую. Передам его школе юных техников, понял?
