Наука побеждать. Война | страница 25
— Вот и я о чём говорю, — наученный горьким опытом я больше не повышал голоса, — как же можно столь отважных людей сбрасывать со счетов. Забывать о них. Списывать в ландунгс-команды никудышных офицеров…
— Это кто тут никудышный? — сунул голову в дверь каюты Булатников. — Я что ли?
— На личности мы не переходили, — отозвался Антоненко.
— Приветствую вас, господа офицеры, — запоздало отдал честь Булатников. — И всё же, господин штабс-капитан, вы считаете меня никудышным офицером, списанным за пьянство или долги в воздушную пехоту, не так ли?
— Положим, что так, — не стал отпираться Антоненко. Он вообще был человеком прямым и честным.
— Я, знаете ли, господин штабс-капитан, — ответил ему на это Булатников, — добровольно отправился служить в воздушную пехоту. И года не прослужил в обычной, наземной, и написал рапорт с просьбой о переводе в воздушную. Начитался глав из «Науки побеждать» про лихие ландунги над Измаилом и Очаковом, думал, вот она — настоящая жизнь, не то, что на земле. Ать-два. Первая шеренга — стой, вторая шеренга — пли! Скука.
— Можете не продолжать, поручик, — кивнул Антоненко. — Вместо настоящей жизни и лихих ландунгов — длительные полёты, презрение «военной косточки» и, как следствие, пьянство и скука.
— А что ещё остаётся, кроме винопития?! — раздражительный с утра Булатников готов был, казалось, прямо-таки в драку на штабс-капитана кинуться. — Вы, значит, воюете не земле, аэронавты — в воздухе, а мы — только и делаем, что пьём. Вы — герои, а мы…
— Ещё слово подобным тоном, поручик, — голос Антоненко был не ледяным — лёд хрупкий — нет, голос штабс-капитана был стальным — серым, холодным и смертоносным, — и я брошу вам вызов.
— Дирижабль является воинской частью, и дуэли на его борту караются весьма жёстко, — заметил Булатников.
— Вас это смущает?
— Ничуть, — отрезал поручик, — просто считал своим долгом предупредить вас, штабс-капитан.
— Вас не затруднит, поручик, — Антоненко обращался ко мне, — одолжить мне вашу пару «Гастинн-Ренетов» и быть моим секундантом?
— Затруднит, — ответил я. — Очень сильно затруднит, штабс-капитан.
— Я не ослышался, Серж? — удивился Антоненко.
— Не ослышались, господин штабс-капитан, — повторил я, упрямо наклонив голову. — Мой отец пустил себе пулю в лоб из-за растраты, оставив изрядное пятно на нашей фамилии, которое мне придётся смывать не один год. Вы, господин штабс-капитан, хотите оставить такое же пятно на репутации всего полка.