Я мстительно удалил малинового генерала-поздравителя. Потом, в нарушение рекомендаций Брониславовны, прошелся по губернатору. Добрался до главного ньюсмейкера и покромсал его потолочную струну на мелкие пластмассовые кусочки, не пожалев финансирования. Отнес абортированную заметку. И стал смотреть в большое окно с восьмого этажа.
За окном происходил 99-й год. Его экватор, июль. Моему сыну — три года, а дочке — три до рождения. Я уже совершил первый свой развод и снял убитую однушку около Городского парка с каштаном под окнами и пыльной полкой ЖЗЛ в книжном шкафу. Полюбил темные аллеи парка (это сейчас там скрипучий каруселями малый диснейленд со сладкой ватой и платными туалетами на каждом углу, категорически несовместимый с моим внутренним декадансом), искупался уже, пьяный, на пару с пьяным Голицыным в затхлом парковом пруду, по краям его бдят и дремлют безумные рыбари; предварительно Наташа и Леша негритянски отплясывали на берегу. Белый день был, не вечер.
Борис Кириллыч дальновидно и всё больше поручает мне писать о политике, отправляет на партийные тусовки, отяготившие меня первыми серьезными разочарованиями в человечестве. Для себя я пишу прозу (чаще плохую) об эпических фигурах камышинских пролетариев, уходящих из своих гаражей в никуда вместе с отечественным производством… Я уже дождался первой рецензии на свою повесть в «Независимой газете», пера Марии Ремизовой — обзорная, но обо мне больше всех и почти хвалебно. Напечатался в «Новом мире» и журнале Ирины Прохоровой «НЛО». Мне еще не предложили возглавить наивный журнальчик провинциального глянца, с которого начнется длинная и, кажется, бессмысленная история собирания по кускам нашего медиахолдинга, но скоро предложат. Я заработаю свои первые (и, строго говоря, последние) небольшие деньги на грязных выборах.
Первый мобильник — громоздкая, как противотанковая РПГ-40, «нокия». Меня — пока десяток страниц в Яндексе. Я узнаю политиков, они и сейчас в большинстве забиты в «контактах». Я знакомлюсь — профессионально, а дальше лично — с ведущими городскими бандитами и теперь имею право, когда заходит разговор, прибавить к имени-кликухе «покойный»…
Я дружу с актерами, поэтами, музыкантами и блатными, которых объединяют общая неприкаянность и пьянство. Пьем мы всё больше и всё меньше празднично, под Аркадия Северного и Тома Уэйтса, напрягая семьи уже по-взрослому. Жива и молода моя мама, там, в родном городке, где еще жарче и тише в этот 99-й июль…
