Призвание варяга (von Benckendorff) | страница 27



Приказание сразу исполнено, и пленница троих здоровенных мужчин тотчас стихает.

Государыня долго читает письмо, пару минут думает о чем-то своем, разглядывая свой маникюр, а затем говорит:

— Пора мне сменить куафера. На словах-то все верно, да вот между строк… Маникюр знаешь?

Девушка в форме капитана прусского абвера с досады кусает побелелые губы, — видно с ней никто не говаривал в унижительном тоне. Поэтому она не выдерживает:

— Никак нет, — Ваше Величество. Если мне и приходилось драить копыта, — так только — жеребцам, да кобылам. Но если Вас это устроит…

Государыня усмехается чему-то своему, девичьему, и, по-прежнему не удостаивая даже взглядом строптивицу, цедит:

— Меня устроит. Только учти, — не справишься — выпорют! Лакеев здесь всегда порют. За болтовню за хозяйской спиной.

Ты норов-то свой поубавь… Не таких кобылиц объезжали — дело привычное.

И потом, — что за вид? Что за мода?! Здесь тебе не училище и не монастырь, — девицы пахнут жасмином, но не — конюшней.

Я сама выбираю жасмин, — это наш родовой аромат. Имеющий нос, да учует. Или мне и это тебе объяснять?!

Что касается письма… Это испытание на лояльность. Ты его не выдержала. В другой раз — выпорю, — после чего Государыня, вкладывает письмо обратно в конверт и сама лично запечатывает его королевской печатью. Со значением показывает печать и добавляет:

— Я — Хозяйка и имею право читать. Но я никогда не скрываю того, что я — сие прочитала.

В приемной, пока секретари бережно приводят в порядок вскрытый конверт, полковник из Тайного Приказа, мешая русские и сильно искаженные немецкие слова, объясняет, что согласно тайному Указу самой Государыни, вся переписка обитателей дворца — обязательно перлюстрируется. Обычно этим занимаются офицеры из Тайного Приказа, и то, что перлюстрацию провела — Сама, говорит о необычайной чести, оказанной безвестной девчонке:

— Милая фроляйн, должен Вам сообщить, что Вы манкируете… Ваше поведение неприемлемо для дворянки, — ворвались в кабинет Ее Величества, устроили там скандал и погром, — вы недопустимо манкируете… Я и сам, экскузе муа, рад позабавить Государыню невинной выходкой, но…

Девушка, коей уже надоело продираться через частокол русских и немецких слов с французским прононсом, наконец не выдерживает и на чистом русском говорит:

— Господин полковник, раз уж мы здесь в России, перейдем-ка на русский. Признайтесь честно, ваша дворянская честь, не была бы уязвлена, если бы кто-то третий прочел Ваше интимное письмо к Вашей возлюбленной?