- Не глядите так...
- Страшно тебе?
- Нет...
- Через три дня возвращаться буду. Дозволишь опять у тебя остановиться?
- Ждать буду...
С места подняв в галоп высокого красавца-коня, он стрелой пронесся по деревенской улице, не потревожив даже чутких собак. И баба у колодца хлопотунья ранняя - не обернулась на дробный стук копыт.
Когда крыши крестьянских хат скрылись из виду, и справа, и слева вольно раскинулись пойменные луга, всадник остановился. Конь, задирая оскаленную морду, нетерпеливо перебирал стройными ногами, вздымал дорожную пыль. Нервным рывком поднялся в свечку, покоряясь властной руке. Всадник приник к белому атласу гривы, слился с конем. И вдруг - толи пыль, толи сама дорога взметнулась черным вихрем, закручивая и коня, и всадника... Через мгновения дорога стала пуста.
Настёна, сжимая концы большого материнского платка, оборотясь вся в слух, ловила затихающий стук копыт... вот исчез он... Она подняла глаза к прояснившемуся небу: "Боженька мой, как радостно мне!" И вдруг вздохнула глубоко и резко, будто задохнулась ликующей радостью своей, освобождено и счастливо рассмеялась.
Три дня пронеслись-прозвенели, будто пролетела праздничная тройка, заливаясь серебряными колокольчиками! Оторвала Настю от земли ликующая волна безмерной радости, да так высоко вознесла, что не трогали ее боле ни злобство старосты, ни сиротливое одиночество. Да не было одиночества! Ушел в предрассветный сумрак нечаянный гость, а будто с нею остался. Или напротив, взял с собою из тяжких, безрадостных дней. Иначе как объяснить, что не заметила Настя странных перемен вокруг: люди будто остались по другую сторону незримого круга - отстранились в настороженном ожидании. Приметила бы, какими глазами провожают ее мужики да парни, как растерянно оборачиваются вслед женщины. Не видела, ничего не видела. Не заметила, как осекся староста, когда по привычке хотел обругать ее с утра, дневной урок задавая, - набрал воздуху... да и подавился им, обмер так, на Настю уставясь.
А в один из вечеров соседка, что принесла крынку молока с ломтем хлеба, посмотрела недоверчиво и уже от порога, оборотясь, не утерпела:
- Ох, Настуся, чтой-то творится с тобою, не пойму. Аль удумала чего?
Она в ответ только улыбнулась.
- Светишься будто, - с непонятным упреком проговорила женщина. - А с какой радости? Злыдень староста - короста ему на язык, со свету тебя сживает, а тебе печали нет?
- Коротки ручонки его, тетенька...
